С меня стаскивают куртку и нестерпимо грязные штаны. Мне уже все равно, только холодно. Но когда они задевают повязку, боль такая, что стона уже не сдержать.
Я лежу под нестерпимо ярким, хотя и рассеянным светом. Мне холодно и страшно. Только теперь я понимаю - я в плену. В дарайском плену. Шендак и еще тысячу раз шендак. Наверное, лучше просто не думать о том, что со мной сделают теперь. Тем более, что я этого в подробностях и не знаю.
Женщина-дарайка в блестяще-желтоватой, видимо, медицинской одежде затягивает мне на руке жгут, вводит иглу в локтевую вену, закрепляет. Капельница - не нашего вида, но в целом понятно, что это такое.
Еще один тоже весь в беловато-желтом. Блестящие инструменты. Вообще-то прежде чем начинать пытки, неплохо было бы меня хоть о чем-то спросить, а? Дараец молча разрезал повязку. Не так уж больно. Хочется спать. Наверное, капают что-то наркотическое, вроде морфия. Что-то там он делает с моим ожогом. Переворачивают меня на бок. Тихо переговариваются по-дарайски, насколько я могу понять - на медицинские темы. Иногда перед глазами поблескивает незнакомый инструмент. Мне больно, но терпеть можно, я только зубами скриплю. Врач накладывает мазь, сверху - салфетки. Клеевую повязку. Он еще не закончил клеить, как плечо полностью онемело, боль исчезла, и я почувствовала себя почти счастливой - как же оказывается, меня достал этот ожог.
В мази, наверное, тоже есть анестезирующий компонент.
Тут они совсем расщедрились - набросили на мое грязное голое тело простыню. И вышли, оставив меня лежать под капельницей. И то ли наркотик сработал, то ли усталость - я тут же закрыла глаза и заснула.
Пробуждение было ужасным.
Нет, чувствовала я себя теперь неплохо. Капельницу уже кто-то отключил, и на место иглы наклеили пластырь. Шок отделения прошел - я вполне могла двигаться. Я даже это немедленно использовала: села, свесив ноги с операционного (или процедурного?) стола, завернулась в простыню до подмышек. Но облачного тела, конечно, мне не вернули - я попробовала сделать движение им, ничего не вышло. Значит, в Медиану мне не спастись.
Голова моя больше не была затуманена усталостью, разум работал ясно и четко. И прекрасно сознавал весь ужас моего положения - я в Дарайе. В плену.
И то, что они не начали сразу меня пытать, а сначала оказали медицинскую помощь - ничего не меняет. Наоборот, еще хуже - значит, планы у них на меня далеко идущие. Господи, что же делать, что со мной теперь будет?
Это, похоже, действительно медицинская процедурная комната. Не очень похожа на земную, но - инструменты в прозрачных ящиках у стены, блестящий желтоватый костюм на плечиках, у стены - сложные приборы с проводками. На моем месте Эльгеро разбил бы ящик, выбрал скальпель поострее и попробовал бы прорваться к своему облачному телу. Но я не Эльгеро…
В этот момент дверь открылась, вошли мужчина и женщина, оба в медицинских костюмах.
Мужчина подошел ко мне и заговорил - совершенно непонятно. Но я догадалась, что язык был дейтрийский.
— Я не говорю по-дейтрийски.
Здорово меня Эльгеро поднатаскал в их языке. Дараец от удивления замолчал.
— Но ты дейтра?
— Да, - не стала я отпираться, - но так получилось.
— Ты хорошо владеешь дарайским?
— Плохо.
— Откуда ты?
— С Земли, - честно сказала я. Дараец внимательно посмотрел на меня.
— Дочь Вейна.
— Да, - настала моя очередь удивляться. Дараец кивнул, сказал что-то женщине и вышел.
— Идите за мной, - холодно произнесла дарайка. Мне ничего не оставалось, как послушаться.
Женщина привела меня в место райского наслаждения - в душ. На повязку надела непроницаемый чехол. Я долго и тщательно мылась, используя даже какой-то пахучий гель для душа. Возле кабинки обнаружилось большое полотенце и пресловутая желтая пижама с нелепыми пестрыми треугольничками. На полу стояли тапки. За неимением лучшего я натянула эту одежду - что еще остается?
Дарайка отвела меня по коридорчику - до боли знакомому - в одну из комнат.
Стеклянная дверь. Нет, это не стекло, слишком прочно - но прозрачно. Весь потолок светится мягко и матово. Застеленная кровать, столик, стул. Здесь тоже все больше напоминает больничную палату, чем камеру.
Я села на кровать и задумалась о своей судьбе. Минут через пять дверь открылась снова - дарайка принесла мне поднос с едой. И это был не висс какой-нибудь! Булочка с маслом и сыром, вареное яйцо, напиток, отдаленно напоминающий чай, незнакомая еда, вроде мясных крошек. Все это показалось мне фантастически вкусным, и я умяла завтрак в два счета.
Я думала об отце. Его лицо, невероятно худое, с черными провалами вокруг глаз, ясно сохранилось в моей памяти. Я и не думала, что он так стар. Маме всего сорок два. Не на 30 же лет он ее старше…
Сколько времени длилось наше общение - минуту, две? Но я видела его. У меня есть отец. Прости, папа Володя, ты хороший, но у меня есть еще и родной отец. Он любит меня. Помнит.
"Кей… маленькая моя".
И сейчас еще комок подступал к горлу от того, как он сказал это. Неужели он меня так помнит? Он ушел, когда мне еще не было двух. Ушел, сказал Эльгеро, чтобы спасти меня и маму. Значит, он держал меня на руках, я прижималась щечкой к его худому лицу и, наверное, говорила "папа". Я рано начала говорить.
Называла ли меня мама так - "маленькая моя"? Не помню. Много лет уже - нет. Никто так меня не называл. Конечно, и мама, и папа Володя любят меня. Но о любви не принято говорить, не принято демонстрировать ее. Ребенка следует воспитывать. За требованиями, недовольством, ворчанием по поводу бардака в комнате или отсутствия приличного жениха - как-то теряется главное.
"Кей… маленькая моя".
Когда меня в последний раз назвали хотя бы Катенькой? Года в три, думаю. Я уже этого и не помню.
Папа, а ведь мы освободили тебя. Не знаю, что теперь со мной будет, да и не так уж это важно. Главное, что наш путь был не напрасным, что ты теперь свободен. Легендарный Вейн. Ты еще принесешь много пользы Дейтросу. А я - что ж… Мы ведь были готовы на смерть и на плен. Меня сразу предупредили…
Только вот - жив ли отец? И Эльгеро? Отбились ли они, сумели ли уйти? Отец совсем без сил… Эльгеро сражался в одиночку, а их было слишком много.
Стеклянная дверь откатилась в сторону. Двое охранников - или как они здесь называются, санитары? Они все носят эти костюмы из блестящей беловато-желтой ткани, хотя на поясе - дубинки и "ТИМКи".
— Выходи. Лицом к стене. Руки за спину.
И снова защелкнули наручники, на этот раз не больно. Ну вот, теперь похоже на плен и тюрьму. Мы спустились вдоль покатого коридора, по лестнице, вошли в одну из неприметных дверей.
Кабинет был, слава Богу, обычный - стол, на нем странный плоский экран (я бы сказала, он похож на монитор персонального компьютера, который я видела в институте у Игоря). Табуретка перед столом. Незнакомый дараец все в той же медицинской одежде. Это, видимо, у них такая униформа. Дараец был в возрасте, и не похож на других. Кстати, только сейчас об этом подумала: практически все виденные мной дарайцы - это высокие атлетически сложенные блондины. А этот был чуть полноватый и немного смахивал на Юрия Визбора, только совсем белобрысый. Он сразу велел охранникам снять с меня наручники и предложил мне сесть на табуретку. После чего сказал по-русски.
— Здравствуй… Екатерина Миллер.
Я вздрогнула. Откуда они знают мою фамилию? От отца? Мне вспомнилась белая нашлепка лейкопластыря на его руке. "Кей, маленькая моя".
— Меня зовут Кейта, - ответила я по-русски.
— Что ж, пусть Кейта, - не стал спорить дараец, - ты ведь не так давно узнала о существовании Дейтроса?
— Да. Кстати, я вообще ничего не знаю о Дейтросе. Ничего не могу вам сообщить. Я общалась только с тем дейтрином, с которым… ну, мы с ним были здесь. Так что… - я умолкла.