— А при чем тут дейтры? И церковь? - спросила я.
— Потому что именно дейтры везде распространяли это христианство - как заразу. И как раз церковь способствовала нашему падению - именно она внушала общественному мнению, что эвтаназия - страшное зло, что инвалидов надо нянчить даже вопреки их собственной воле, что вместо трех здоровых крепких детей родители обязаны заботиться о родившемся уроде, и даже аборт не смей сделать…
— Но вы это изменили?
— Да, - сказала Лика, - не подумай, что мы перестреляли всех священников. Зачем? Просто постепенно были введены нужные законы. Как ни долби догматами, здравый смысл побеждает…
— Ты думаешь, что это нормально? - спросила я, - вот тебе будет 70 лет, и тебя убьют.
Лика улыбнулась.
— Ты все-таки странная… Я ведь тебе объяснила - не меня убьют. Я могу жить. Я свободный человек. У нас свобода, понимаешь? Но если моя жизнь превратится в страдание, если я стану дряхлой и никому не нужной… Да любой нормальный человек и сам не захочет так жить.
— А если захочет? - спросила я.
— Что ж, у нас свобода…
— Только свобода без пособий для стариков, без больниц и ухода… Ведь ты просто и не сможешь так жить.
Лика перестала улыбаться.
— А что ты хочешь? - тихо спросила она, - побеждает сильнейший. Везде. Это всегда и везде было так. Закон леса. Волки дерутся, самый сильный получает самку и оставляет потомство. Слабый погибает. Что сделало обезьяну человеком?
— Труд, - автоматически ляпнула я, вспомнив Энгельса, которого недавно конспектировала в институте.
— Ничего подобного. Конкуренция. Без нее нет развития. Никакого. Ни биологического, ни социального. Ни научного. Привыкай. Ты выросла в стране, где все якобы были равны, где конкуренцию отменили - ну и видишь, в какой заднице вы оказались. Если ты хочешь пробиться, придется есть других. Иначе никак - привыкай.
Ее губы сверкали кроваво-красным отблеском.
— Человек человеку волк, Кей. Вы почему-то считаете, что нормальное, естественное состояние - это любовь к окружающему миру и людям. Мы же понимаем, что норма - это агрессия. Звериная агрессия и защита своих интересов. Только вот в итоге мы построили полноценное и красивое общество, а вы - в заднице… и любовью у вас и не пахнет, пахнет дерьмом.
Она пыхнула дымом, бросила окурок в пепельницу.
— Становись сильной, Кей. Ты справишься. Ты сможешь. Будь собой, думай самостоятельно. Не надо оглядываться на всех подряд… Не надо верить кому попало. Вообще никому верить нельзя.
— Тогда отпустите меня, - тихо сказала я, - отдайте мне облачко. Отпустите и дайте сделать выбор.
Белые зубы сверкнули меж алыми линиями с серебряной полосой.
— А вот этого не жди, дорогая. Никто и никогда тебя не пожалеет. Забудь это слово - дайте. Никогда ничего не проси. И не жалуйся. Ты должна взять сама то, что тебе нужно… Кстати, тебе не пора на сеанс? Я провожу тебя.
— Мы поможем тебе освободиться от зажимов, - сказал Крадис, защелкивая на моих запястьях металлические держатели. Я покосилась на аппарат, стоящий рядом с кроватью. В общем-то, здесь, в Дарайе, техника не слишком далеко ушла от земной. Если вообще ушла - как знать, наверное, на Западе и у наших военных есть что-то подобное. Если не считать, конечно, оборудования специально для Медианы - тех же шлингов, келлогов. Но этот аппарат казался занесенным откуда-то из другого мира, из космической эры. Полупрозрачный - не то пластик, не то оргстекло, с гибкими гофрированными шлангами, и казалось, без какого-либо пульта управления.
— Может, не надо все-таки? - спросила я. Крадис пристегнул мне и ноги, и улыбнулся.
— Не беспокойся, это не больно, и ничего страшного не произойдет.
Он кивнул врачу, стоявшему рядом, и тот затянул жгут на моей руке. Опять капельница. Сколько же можно, мне тут уже все вены искололи.
— Я обнаружил, что зажимы слишком глубоко у тебя в подсознании. Мы имели дело с дейтрами, но у тебя психология нестандартная - ты выросла в другом мире. И тот мир оказал нестандартное влияние на твое подсознание. Я уже выводил тебя на внутриутробный уровень, но ты слишком сопротивляешься. Нужно медикаментозное воздействие. Не беспокойся, ничего страшного в этом нет. Мы проводим такое лечение и по желанию…
Интересно, подумала я, почему они упорно считают меня больной? Почему во взгляде Крадиса такое сострадание. "Нормальный человек в этой ситуации не захочет жить". Критерии нормы у них другие. Я ненормальна - может, потому, что мне предложили совершенно ясный и очевидный выбор, а я все еще пытаюсь что-то выяснить и понять? Да я в принципе даже и согласна с тем, что Дарайя - куда более правильно и логично, по-человечески устроенный мир, чем Дейтрос… и чем Земля. Мне хочется спать. Тяжелеют веки. Два гофрированных шланга совершают странное движение и нависают надо мной. Раскрываются их окончания - как цветок. Запах озона. Излучение… Они снимут зажимы. Какие зажимы? Да, конечно, я не спорю, человек я далеко не идеальный, у меня множество недостатков, но о каких зажимах может идти речь? Если бы они просто со мной поговорили… объяснили бы мне все. Предложили выбор. Правда, я не знаю, какой выбор сделала бы. Но если достаточно долго уговаривать… Нет, все равно… Кажется, голове становится тепло. Или это иллюзия? Должна ли я что-то ощущать?
Мне всего десять лет. "Жирафа!" - надрываются за спиной мальчишки. Я пытаюсь не обернуться. Мне плевать… плевать… слезы застилают глаза. Моя лучшая подруга говорит - "Но ведь у тебя действительно рост ненормальный".
Я начинаю рыдать… Что я сделала тогда? Кажется, ударила ее портфелем. Сейчас я не могу этого сделать, я рыдаю, и на какой-то миг осознаю - слезы текут по лицу, и нос забило, и я пытаюсь оторвать руки, чтобы вытереть нос, но руки привязаны…
У меня ужасно болит горло. Просто ужасно. Мне плохо. Мама пристает ко мне, и я даже не понимаю, что ей нужно. Я говорю - "Не хочу". Начинаю реветь. Тогда мама раздражается, хватает меня - от ужаса я замираю и перестаю что-либо соображать и несколько раз сильно шлепает по попе. Потом она уходит. Мне кажется, что мир обрушился на меня. Я не хочу жить. Зачем? В этом мире все так ужасно… Меня никто, никто не любит. Ведь это несправедливо!
Я лежу в кроватке, надо мной медленно покачивается красный шар. Красный шар, и мне не достать его. И хочется есть. Они никогда не придут. Я начинаю оглушительно кричать, но никто не слышит. Я умираю. Я умру здесь, и они не придут…
Вот опять нахлынула волна невозможной, нестерпимой боли. Мне нечем дышать. Даже когда ОНО отпускает, я задыхаюсь. Моя голова втиснута в узкую щель, и она, голова, раскалывается… Я умираю. Я не хочу больше. Почему ОНО так давит на меня? В глазах темнеет… ОНО вдруг отпускает и становится очень холодно. Я лихорадочно хватаю ртом воздух, и грудь раздирает дикая, невыносимая боль. Я громко кричу от боли… Я слышу чьи-то радостные голоса - говорят по-русски: "Девочка!"
Я плаваю, и мне хорошо. Мне неописуемо хорошо… Но внезапно все гаснет. Мне больше нечем дышать… Я умираю… Помогите! Я умираю, я больше не могу! Я пытаюсь биться, дергаю руками и ногами! Спасите! И доносятся издали, еле слышно чьи-то голоса: "Да посадите вы ее, не видите, беременная!"
Я умею летать. Это сон? Наверное. Во сне я летала много раз. Вокруг меня - туман, не видно почти ничего. Голос… почему-то совсем рядом. Это Крадис говорит.
— Ты свободна. Ты абсолютно свободна.
— Я абсолютно свободна.