Хуже всего, что Якунька был много слабее Андрея. Лодка едва шла. Она вертелась, подставляя ветру и волнам то один бок, то другой.
Вдруг море потемнело еще больше. Неожиданно налетел тяжелый шквал. Огромная волна чуть не опрокинула карбас.
Якунька выпустил весло и кульком покатился на дно лодки. Через минуту за ним последовал и Андрей. Их швыряло вместе с мешками и тюками тюленьих шкур, пока им не удалось уцепиться руками за мачту. В ужасе они думали только о том, чтобы ветер не опрокинул их.
Волны яростно забрасывали их пеной. Море, казалось, хотело поглотить их без остатка.
К счастью, необыкновенная устойчивость широкого, как корыто, карбаса спасала их от этой последней беды.
XXIV
Крушение
Ничего не могло быть мучительнее этой безумной качки, которой, казалось, не будет конца.
Как долго она продолжалась?
Целую вечность. Во всяком случае оба они совершенно потеряли всякий счет часам. Какое-то оцепенение вместе с тупым отчаянием овладело ими. Они ждали теперь не спасения, а только конца. Пусть будет конец, пусть будет смерть, только прекратила бы она их невыносимые мучения. Когда особенно сильная волна обрушивалась на их злополучный карбас или ударяла в него увесистым ледяным обломком, Андрей думал: „Вот сейчас наступит конец"…
Но конец все не наступал, и страдания не прекращались. Ужасное сотрясение лодки вывело, наконец, их из этого оцепенения Карбас затрещал весь целиком, как ореховая скорлупа между щипцами. Еще миг, — и мальчиков отбросило на борт. Карбас был повален, но, к удивлению, не только никакие волны не думали заливать их, но самая качка вдруг прекратилась, как-будто они были выбро шены на сушу.
Выбравшись из лодки, мальчики поняли, в чем дело. Они оказались между двух огромных ледяных полей. Льдины сдавили карбас, и его выперло из воды. Теперь он лежал на боку на льдине, полураздавленный ужасным ударом. Они вышли на лед и чувствовали только одно: они не потонули, они целы!
Было великолепно, что прекратилась эта мучительная качка.
Между тем, край другой льдины продолжал надвигаться, налезая на ту, где они стояли. Он толкал поваленный на бок карбас, который продолжал трещать и вздрагивать. Верхушка мачты уперлась, было, в ледяной бугор и вдруг переломилась, как тоненькая палочка. Андрей и Якунька в ужасе отбежали подальше.
Напор льдов прекратился, и опрокинутый карбас лежал спокойно.
— „Чего же мы теперь делать-то будем?" — сказал Андрей.
— Чего делать? Сушиться будем! Замочило совсем. Остудимся парато!..
Мальчики вытащили из карбаса доски, настлали их на лед. Поверх положили все оленьи постели, какие нашли в лодке. Вытащили из кормы свернутое овчинное одеяло, и разостлали его поверх постелей. Нашлись там в деревянном рундуке две малицы и два совика. Они сбросили с себя мокрую одежду и, натянув сухое, спрятались с головой под овчину. Скоро они перестали дрожать и стучать зубами. Приятная теплота начала разливаться по телу. И под свист бури и грохот близких бурунов мальчики уснули таким крепким и счастливым сном, каким, казалось, еще никогда не спали.
Они живы! Им тепло! Их не качает! Что может быть на свете лучше этого?!.
XXV
Снова на льдине!
Зуйки спали этот день, ночь и половину следующего дня.
Андрей услышал, что кто-то толкает его в бок. Это Якунька стоял на коленях и старался разбудить его.
— „Ну что? Живы мы?“
— Живы-то живы: только вот унесло нас парато в голомя.
— „Где же мы теперь?"
— А кто знает? Далеко унесло: не видать ничего.
Андрей поднялся и внимательно осмотрелся кругом.
Соседнее ледяное поле опять оторвалось, и карбас их лежал на краю, дном к морю…
Куда не поглядишь, видно было только воду. В море кое-где белели отдельные льдины. Ветер ослаб, волнение утихло. Нигде нет берегов и в помине!
— За Моржовец угнало, надо быть, — соображал Якунька. Моржовец — это остров к северу от Горла.
Мальчики стали обдумывать свое положение.
Очень хорошо, что буря не потопила их! Но как же быть дальше?
Ни одного паруса не видно было вокруг. Если бы знать, где они находятся?
Если ветер не переменился, их должно было гнать по прежнему на север.
— „Якунька! Ведь унесет нас совсем! Что с нами будет-то?“
— Ничего, поплаваем! А там, может быть, карбас какой-нибудь попадется.
Молодость не верит в собственную смерть. Она думает только о жизни. Она думает о том, что впереди все будет хорошо.