— Наташенька у нас искусствовед, — представил ее Тарасов. — В музее работает. Специалист по малым голландцам. Не то что, Серега, мы с тобой — валенки.
— Очень приятно, — кивнул Сергей девушке.
— Мне тоже, — застенчиво улыбнулась в ответ Наташа.
Выглядела она лет на двадцать пять, а одета так гармонично, с таким изысканным вкусом, что ее предельно недорогой наряд смотрелся ничуть не хуже роскошного «прикида» Тарасова. Умело наложенная косметика — хоть тоже дешевенькая — великолепно оттеняла неброскую, но чистую красоту точеного лица Наташи. И бижутерия была к месту и к лицу.
— А в каких же ты чинах, Сережа? — спросил Алексей.
— Мой чин господин д'Артаньян получил тридцать лет спустя, — хмыкнул Никольский, кривясь. Он то ли над собой иронизировал, то ли над отважным недотепой-мушкетером… А может, и над собеседником: забыл он, что ли, характер Сергея? Разве с таким характером в больших чинах ходят?
Тарасов поморщил лоб.
— Это какой же?
— Капитан, — подсказала ему Наташа.
«Она точно не содержанка Лешкина, — думал между тем Никольский, исподтишка любуясь девушкой. — И не любовница: не так держатся на людях любовники, даже если стараются скрыть свою связь… Значит, просто знакомая. И явно не млеет от внимания к себе столь „отпадно упакованного“ кавалера, как Тарасов… А вдруг и у тебя есть шансы, мент!» — мысленно подмигнул себе Сергей.
— Ты серьезно? Все еще капитан? — недоуменно уставился Тарасов на Никольского. И, спохватившись, добавил. — Хотя, с другой стороны, все путем. Старший опер. Тоже кое-что… — Он вздохнул. — Как жена?
— Развелись…
Сергей заметил, что глаза Наташи посветлели при этих словах. Девушка тотчас подавила свою радость, но глаза ее продолжали сиять. «Есть! — подумал Никольский радостно. — Тебе сегодня ломовая удача прет, мент! Смотри, не упусти!»
Тарасову между тем стало совсем трудно продолжать разговор.
— Круто… — пробормотал он, смущенный полным, по его мнению, жизненным крахом старинного знакомца: и общественным крахом, и личным… На фоне собственного благополучия Алексей чувствовал себя чуть ли не виноватым перед Сергеем. И не знал, что сказать.
— А ты чем занимаешься, Алеша? — пришел ему на помощь Никольский.
— Да так, на вольных хлебах. Консультирую помаленьку. — Он обвел глазами импозантную тусовку, толпившуюся у подъезда. — Всю вот эту шпану…
Рядом остановился сверкающий лимузин. Все дверцы его разом распахнулись, выскочили люди с нештатской выправкой. Следом за ними не без труда выбрался на тротуар плотный мужик с каменным начальническим лицом.
Тарасов слегка поклонился ему.
Мужчина нахмурился и, сопровождаемый свитой, проследовал в особняк.
— Кто это? — тихо осведомилась Наташа.
— Мое начальство, — ответил Никольский с чуть пренебрежительной гримаской.
Тарасов уточнил:
— Генерал Колесников, Павел Николаевич. Гроза преступного мира.
— А почему он так на нас посмотрел? — спросила девушка. — Как будто мы тоже преступники.
— Не на вас, а на меня, — объяснил Никольский. — Мой вид позорит органы внутренних дел.
— Чушь какая! — воскликнула Наташа. — Очень даже симпатичный вид! Ваш генерал ничего не понимает! Вы расстроились?
— Много чести! — усмехнулся Никольский. — Не впервой…
— Ну и порядки у вас в милиции! — Девушка обернулась к Тарасову за поддержкой. — Как вам это нравится, Алеша?
— Мне не нравится, что вы влюбились друг в друга с первого взгляда, — заявил Тарасов с шутливо-покровительственной миной. — Я чувствую себя лишним.
Все трое рассмеялись, будто слова Алексея были всего лишь шуткой. Но Сергей и Наташа быстро переглянулись. Между ними словно искра проскочила — та самая искра, из которой может потом разгореться большое пламя…
А гости все прибывали и прибывали к празднично освещенному особняку.
Никольский сидел на лестнице в парадном давно поставленного на реконструкцию, но до сих пор не реконструируемого дома и ждал, покуривая. Темновато было здесь, но в свете уличного фонаря, через круглое лестничное окно Сергей мог видеть пространство перед подъездом.
Сначала Никольский услышал бойкое и мастерское насвистывание «Чаттануги», а потом увидел знакомый силуэт мужчины, входившего в парадное.
— Я здесь, Василич. — Улыбающийся, добрый на вид человек без возраста — и сорок можно дать, и пятьдесят — присел на ступеньку рядом с Никольским. — По делу позвал или просто по мне соскучился?
— Ну, во-первых, соскучился, а во-вторых, разговор есть, — Никольский говорил с нажимом, желая внушить собеседнику серьезность предстоящего разговора.
— : Мы же позавчера встречались, — несколько удивился тот.
— Значит, за два дня ты так ничего и не узнал интересного, Стас?
— Обижаешь, Василич! — Стас хихикнул.
— Живописуй! — сказал Сергей.
— Витька Резников, твой сосед с верхнего этажа, сегодня к вечеру приволок домой тротиловую шашку и две гранаты «Ф-1», — затараторил Стае. — Я говорил, что он с крутыми связался, а ты не верил. Теперь, Василич, прямо под бомбой живешь. Гляди, взлетишь к небесам, как ангел.
— Вот же сучонок Витька! — зло огорчился Никольский. — Еще что?
— Хватит с тебя.
— Слушай, Стас, я тут Нинку встретил. Сказала, глаз у нее дурной… — Сергей заинтересованно заглянул в лицо собеседнику. — Правда дурной, не слыхал чего?
— Стерва она баба, Нинка, — кивнул Стас, якобы ответив на вопрос Никольского, но смысл ответа так и остался туманен.
— Напророчила она мне… — поморщился Сергей. — Хотя, похоже, что ошиблась! — добавил он и довольно улыбнулся.
— Ты о чем? — удивился осведомитель.
— Да так, болтаю… — Никольский отвел глаза. — Очень она ошиблась! — вновь воодушевился он. — Но выглядит прилично, — продолжал уже деловито. — Разбогатела?
— Точно, — подтвердил Стае. — В последнее время прикинулась как надо, с «Кавказа» на «Амаретто» перешла, меня угощала.
— Никак на работу пошла? — удивился Сергей.
— Ее работа — ханку жрать да на спине лежать, — бросил Стас пренебрежительно.
— Тогда откуда деньги? — не отставал Никольский.
— Деньги законные, — успокоил его Стас. — Она приезжему бизнесмену комнату сдает.
— А что за бизнесмен? — наседал Сергей.
— Откуда-то из Сибири, говорят.
— Ты его видел?
— Один раз случайно. В подъезде столкнулись.
— Узнать сможешь?
— Глаз-алмаз, Василич. На всю жизнь срисовал! — похвастался секретный сотрудник милиции, ощущая себя сейчас не иначе как Штирлицем.
Никольский достал из кармана фотографию и осветил ее фонарем.
— Этот?
— Этот. Только сейчас получше выглядит.
— Цены тебе нет, Стас, — сказал Никольский, выключил фонарь и спрятал фотографию.
— Цена-то есть. Но не дают ее, настоящую-то… — Он хитро ухмыльнулся: мол, недовоздаете вы мне, граждане начальники, за мои заслуги, недовоздаете… — Кстати, Василич, хотел я завтра шары покатать, а с деньгами…
Никольский достал тощую пачку, отсчитал три купюры и протянул Стасу:
— На. Расписку потом напишешь.
— А ты говоришь, цены нет. Вот и вся моя цена, — меланхолически резюмировал Стас, пряча деньги.
В дежурке все было как обычно: Митрофанов отбрехивался по телефону, Черныш сидел в углу, а из «аквариума» пьяный голос очень громко, но со скверной дикцией сообщал, что он племянник Президента и что вся эта ментовка завтра будет стоять перед ним раком.
— Чем порадуешь, Сашок? — спросил Никольский Митрофанова.
— Это у вас, как в американском кино, трупы крадут, а у нас нормально: две драки. Одна у Дома журналистов, другая бытовуха, — доложил дежурный. — Да, наверху тебя Котов из МУРа ждет.
— Черныш, — негромко позвал Сергей. Черныш встал. — Ты мою квартиру знаешь?
— Так точно, — хрипло доложил засидевшийся Черныш.