«Как прошлой ночью», — подумала она.
Кернаны предложили ей пользоваться услугами их приходящей домработницы, Дорин Салливэн. При подписании договора их поверенный сказал Эмили, что в качестве подарка на новоселье они поручили Дорин убраться, сменить постельное белье и полотенца в ванных комнатах.
Дом стоял на перекрестке двух улиц. Одна улица отделяла его от океана. Из хозяйской спальни с юга и с востока открывался вид на океан. Двадцать минут спустя после того, как она поднялась наверх, Эмили приняла душ, переоделась и с чувством облегчения отогнула край одеяла.
... И замерла. Она не могла вспомнить, закрыла ли она дверь на задвижку?
Конечно, наличие сигнализации в доме придавало ей спокойствие, но закрыть дверь понадежнее не помешало бы. Злясь на свою невнимательность, Эмили вышла на лестницу. Щелкнув на площадке выключателем, она стала спускаться в ярко освещенный холл.
Конверт на полу у входной двери она увидела сразу. "Боже, только не это! " — взмолилась она.
Эмили надорвала конверт. Внутри была фотография — женский силуэт на фоне освещенного окна. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы узнать в женщине на фотографии себя.
Эмили все вспомнила.
Вчерашний вечер. Гостиница «Свет свечи». Открыв окно, она задержалась около него, прежде чем опустить штору.
Значит, кто-то стоял на дорожке? Нет, это невозможно! Она же видела, что там никого не было.
Но кто-то же был на пляже, кто-то сфотографировал ее, проявил и напечатал снимок и только что просунул под дверь. Конверта здесь не было, когда она поднималась в спальню, она в этом уверена!
Значит, тот, кто преследовал ее в Олбэни, теперь здесь, в Спринг-Лейк? Но этого не может быть! Нэд Койлер сейчас в Грей-Мэнор, в психиатрической больнице, под надежной охраной.
Телефон в доме еще не был подключен. Эмили бросилась в спальню за мобильником. Дрожащими пальцами она нажимала кнопки.
— Олбэни, Нью-Йорк, больница Грей-Мэнор, — почему-то шепотом произнесла она.
Через несколько минут ей ответил дежурный врач отделения, где содержался Нэд Койлер. Эмили назвала себя.
— Мне знакома ваша фамилия, — сказал врач. — Это не вас ли преследовал Койлер?
— Его отпустили?
— Койлера? Ни в коем случае, миссис Грэхем.
— Не мог ли он сбежать?
— Час назад я сам видел, как он ложился спать.
Образ Нэда Койлера живо возник у нее в памяти: худенький человечек лет сорока, лысеющий, неуверенный в себе. На суде он все время беззвучно плакал. Она защищала Джоэля-Лейка, обвиняемого в убийстве матери Нэда при попытке грабежа ее квартиры.
Когда присяжные оправдали Лейка, Нэд Койлер словно обезумел и в ярости набросился на Эмили, выкрикивая оскорбления. Он кричал, что Эмили оправдала убийцу. Двое помощников шерифа с трудом справились с ним.
— Как он? — спросила Эмили.
— Тянет все ту же старую песню, что он невиновен. — Голос врача звучал успокаивающе. — Миссис Грэхем, жертвы преследования часто поддаются панике даже после того, как преследователь уже под замком. Никуда Койлер от нас не денется.
Положив трубку, Эмили задумалась. Снова и снова она анализировала эту ситуацию. Она стояла тогда на фоне освещенного окна — легкодоступная цель для кого-либо с оружием вместо фотоаппарата. Значит, и такое могло случиться?!
Нужно вызвать полицию. Как насчет полицейского во дворе, в кабине для переодевания? Но для этого надо открыть дверь. А вдруг полицейского там нет, а вместо него там кто-то другой?
«Может быть, позвонить 911? — лихорадочно соображала Эмили. — Хотя это не самая удачная мысль. Лучше позвонить в местный полицейский участок, телефон его, кажется, есть на календаре в кухне».
Не нужно машин с сиренами. Сигнализация включена. В дом никто не войдет.
Полицейский, принявший вызов, тотчас прислал машину. Мигалка, правда, была включена, но без сирены.
Приехавший полицейский был молод, ненамного старше двадцати. Она показала ему фотографию и рассказала про Нэда Койлера.
— Вы уверены, что он не на свободе?
— Я только что звонила в больницу.
— По-моему, какой-то парень, знающий вашу историю, решил подшутить, — сказал успокаивающе молодой полицейский. — Не найдется у вас пары пластиковых пакетов?
Взяв за края фотографию и конверт, он опустил их в пакеты.
— Проверим на отпечатки пальцев, — объяснил он. — Ну, я, наверное, пойду...
Эмили проводила его до двери.
— Мы будем следить за домом и дадим знать офицеру во дворе, чтобы и он держал ухо востро. Все будет в порядке, — заверил он Эмили.
«Хотелось бы верить», — подумала Эмили, запирая за ним дверь.
Она наконец легла, укрылась одеялом и после некоторых колебаний потушила свет. Было много шума, когда Нэда Койлера поймали и посадили, размышляла она. Может быть, какой-нибудь придурок решил ему подражать?
Но зачем? И как это можно объяснить иначе? Нэд Койлер был виновен. В этом не оставалось сомнений. В ушах Эмили снова и снова звучали слова врача: «Тянет все ту же старую песню, что он невиновен».
А если это так? Значит, настоящий преследователь на свободе и готов снова оказывать ей свое непрошеное внимание?
Почти светало, когда, успокоенная ранним утренним светом, Эмили наконец заснула. В девять часов ее разбудил лай собак. Это полицейские обыскивали сад на случай, если здесь могли быть захоронены и другие возможные жертвы.
8
Клейтон и Рейчел Уилкокс были среди гостей Лоуренсов вечером накануне исчезновения Марты. С тех пор их, как и других гостей, регулярно навещал следователь Том Дагган.
Уилкоксы слышали об обнаружении останков Марты, но, в отличие от других присутствовавших тогда на вечеринке, не спешили посетить Лоуренсов. Рейчел заметила мужу, что в минуту скорби люди хотят видеть только самых близких друзей. Это было сказано не допускающим возражений тоном.
В свои шестьдесят четыре года Рейчел все еще была интересной женщиной с серебристо-голубоватого цвета волосами, которые она тщательно укладывала венком вокруг головы. Высокая, с безупречной осанкой, она излучала властную уверенность. Серо-голубые глаза смотрели сурово и холодно. Когда тридцать лет назад застенчивый, без малого сорокалетний заместитель декана Клейтон ухаживал за ней, он любовно сравнивал Рейчел с викингом.
— Я могу вообразить тебя у руля на корабле, готовой к битве, с развевающимися на ветру волосами, — самозабвенно шептал он.
Он и теперь про себя называл ее викингом. Однако это было уже не ласкательное прозвище. Клейтон жил в состоянии постоянной настороженности, всячески стараясь избегать уничтожающего гнева жены. Когда же ему все-таки случалось пробудить гнев миссис Уилкокс, она немилосердно жалила его своим язвительным языком. Он уже в самом начале их совместной жизни понял, что она ничего никогда не забывает и не прощает.
Клейтону казалось, что, будучи гостем Лоуренсов за несколько часов до исчезновения Марты, он имел серьезное основание нанести им теперь визит и принести свои соболезнования. Но он благоразумно воздержался от того, чтобы высказать такое предложение вслух. Вместо этого Уилкокс смотрел по телевизору одиннадцатичасовые новости, терпеливо снося едкие комментарии своей супруги.
— Очень печально, конечно, но по крайней мере это должно положить конец регулярным появлениям у нас этого детектива.
«Скорее это приведет к более частым его появлениям», — подумал Клейтон. Высокий, плотного сложения человек, с львиной головой седых волос и проницательным взглядом, он внешне был похож на ученого.
Когда двенадцать лет назад он вышел в отставку с поста президента Инок-колледжа, небольшого, но престижного учебного заведения в Огайо, они с Рейчел обосновались в Спринг-Лейк. Клейтон впервые побывал здесь еще в детстве, навещая дядю, и в последующие годы продолжал наезжать сюда время от времени. Он заинтересовался городком и слыл теперь неофициальным историком Спринг-Лейк.