Перепуганный Форымо слушал, вцепившись в собственные колени, не в силах отвести глаз от меланхолической редкозубой улыбки.
— И только этим можно объяснить, почему недель назад под предлогом избавления от грунтовых вод, заливающих подвал, — предлог, явно заимствованный из ваших рассказов, — Эконому привез рабочих, чтобы выкопать тайник в глубине подвала, где должны были храниться золото и драгоценности из лесного клада. Нам неизвестно, каковы были его намерения, но вполне возможно, что, используя свой высокий пост, он собирался переправить остатки польских сокровищ за границу. Возможно, он надеялся заинтересовать своими планами и товарища Фогель, ради чего подал ей мысль вызвать вас и из первых уст услышать этот сон Оаны, в котором содержался явный намек на ветхозаветные блаженства. Не знаю, соблазнил ли этот план товарища Фогель, но удивительно то, что она пригласила вас на прогулку как раз в ту самую ночь, когда должны были перевозить сокровища из монастыря Пасеря на улицу Каломфиреску, то есть в двух шагах от улицы Мынтулясы. Не менее удивительно, что, случайно узнав о своем разоблачении, Эконому покончил самоубийством у себя в кабинете в час двадцать пять ночи, а несколько минут спустя у товарища Фогель раздался телефонный звонок и иностранный агент сообщил ей, что квартал Мынтулясы будет оцеплен и прочесан спецслужбами. Вот почему она отказалась от задуманной прогулки, выразив сомнение в правдивости рассказанных вами историй... Вам будет весьма трудно убедить нас, что между этими фактами нет никакой связи. Наоборот, мне кажется, что только усталость мешает вам в подробностях припомнить беседы, которые вы вели с Эконому и товарищем Фогель. Ваше положение значительно изменилось бы к лучшему, если бы вы подтвердили честным и откровенным признанием связь между Эконому и товарищем Фогель.
Фэрымэ смотрел испуганными и вместе с тем умоляющими глазами, словно от него требовали невозможного.
— И все это, — запинаясь, спросил он, — все это случилось несколько часов назад?
— Нет, — ответил следователь в дымчатых очках. — Вы были переутомлены, да и сейчас, видимо, не в лучшей форме. Все это случилось три дня назад. Но поскольку вас привезли сюда в состоянии крайнего измождения, вам сделали укол, и с тех пор вы спали.
— Но вы не беспокойтесь, — вмешался, улыбаясь, редкозубый. — Все это время вы получали искусственное питание. Если бы такой режим продолжался в течение недели, вы бы поправились килограмма на два...
10
— ...видите ли, — до Фэрымэ вдруг стали доноситься чьи-то слова, — все начинает проясняться, одно проливает свет на другое, совместно образуя последовательность, из которой вырисовывается определенный смысл, при условии что будет принята следующая гипотеза: с одной стороны, вы хотели что-то скрыть, с другой же — ваша память, как и любая память, подводит вас, то есть она не удерживает важнейших подробностей, но с фотографической точностью хранит какие-то второстепенные эпизоды. Однако вполне достаточно проанализировать эти второстепенные данные, чтобы найти шифр, с помощью которого можно выявить, какие действия, персонажи, мысли вы хотели бы утаить. И вот некоторые выводы. По причинам, которые еще предстоит выяснить, вы упорно старались не раскрыть подлинных отношений между Дарвари, Ликсандру и Мариной, тех отношений, которые, если бы мы о них знали, помогли нам понять, почему Дарвари решил бежать в Россию. Я еще вернусь к этому комплексу проблем, обозначим его как комплекс номер один. Второй вывод, который был нами сделан, гласит: опять-таки по причинам, которые надлежит уточнить, вы не хотите признать того факта, что Ликсандру вскоре после бегства Дарвари в Россию, то есть тридцать первом — тридцать втором году, тоже решил исчезнуть, но на свой манер, не так, как Йози, и не так, как Дарвари. Он решил изменить свою личность, то есть фамилию, профессию, возможно, и внешность. И действительно, после тридцать второго года Ликсандру не появляется ни в одном из тех мест, где его знали под этим именем: ни в банке, ни в библиотеке Академии, ни в шахматном клубе, не говоря уже о ресторанах и летних садах, где он был завсегдатаем. С другой стороны, документальных подтверждений того, что он умер или выехал на постоянное жительство за границу, тоже нет. Правда, не исключено, что он съездил за границу и позднее вернулся под другой фамилией. Фактом остается то, что ни в одном консульстве за пределами страны не было зарегистрировано ни одного человека по имени Георге Ликсандру.
Теперь мы подходим к самому важному. Из ваших показаний следует, что вы случайно встречались с ним и после тридцать второго года, но вы не говорите, как он выглядел, не упоминаете, о чем шел разговор, не указываете, как долго длились встречи — несколько минут, или несколько часов, или же целый день. То, что даже вам доводилось встречаться с ним лишь случайно, доказывает ваша дерзкая попытка этим летом расспросить Борзу, которого вы считаете своим бывшим учеником, не знает ли он чего-нибудь о Ликсандру. Однако вполне возможно, что это вы разыграли, — иными словами, хотели убедиться, что и другие знают о Ликсандру не больше, чем известно вам. Повторяю, это всего лишь гипотеза... Вам не кажется убедительной реконструкцией комплекса номер два? — выдержав паузу, улыбнулся первый следователь.
— Я не очень понимаю, — прошептал Фэрымэ. — Поверьте, это похоже на сон. Я все прекрасно помню, все осознаю, а потом — как бы провал, и больше я ничего не понимаю.
— Вы были переутомлены, — вступил в разговор второй следователь, — и к вам применили специальные меры, скоро они дадут положительный результат. Итак, начнем с комплекса номер один, ключ к которому мы получили, проанализировав различные варианты свадьбы Оаны. Я не беру во внимание варианты, порожденные чудесами, это из области коллективного гипноза, иллюзионизма и прочих манипуляций, которыми занимался Доктор. Также не беру в расчет и варианты, связанные с первой встречей Доктора и лесника за двадцать лет до этой свадьбы, и другие занимательные истории вроде злоключений боярина Каломфира, исчезновения Йози и так далее. Я опускаю эти варианты, поскольку они незначительны и не представляют для нас интереса. Но вернемся к взаимоотношениям Дарвари, Ликсандру и Марины. Вы сказали, что дружба между Дарвари и Ликсандру не разрушилась той ночью, хотя молено предполагать обратное. — Он заглянул в досье. — В ваших показаниях говорится, что в ту ночь Марина якобы сказала Дарвари, — цитирую: «Что ж не признаешься, летчик, ведь ты не вернешься!» А Дарвари поглядел на обоих и ответил: «Я смерти не боюсь». — «Не о смерти речь, — возразила Марина. — Это я тебе говорю, что ты больше не вернешься!» Молодые люди рассмеялись. «Как стрела Ликсандру», — пошутил Дарвари. И тут Ликсандру вдруг посерьезнел и попытался переменить тему разговора. «Сегодня свадьба Оаны! — воскликнул он. — Сегодня исполняется все, что было предсказано, и грешно искушать Господа Бога другими тайнами и пророчествами». Но Дарвари не так-то легко было настроить на другой лад. «Возможно, и Марина что-то знает, возможно, и ей ведомы знаки, оттого она и не желает раскрыть, что за смысл таится в ее словах — мне больше уже не вернуться?»...»