Впереди все загрохотало от взрывов. Березовый лес окутался черным дымом. Наблюдатели докладывали, что у противника происходит что-то невероятное. Из траншей, которые фашисты успели отрыть за ночь перед нашим боевым охранением, выскакивали солдаты и, словно обезумевшие, бежали в тыл.
В районе леса фашисты сосредоточили много машин, повозок с минами, снарядами, патронами. Взрывы боеприпасов еще больше усилили панику в расположении врага.
Артиллерийская подготовка противника приостановилась. Наступила тишина. Со стороны немцев — ни одного выстрела. «Как жаль, что у нас нет танков, — подумал Костин. — Они могли бы не только усилить панику противника, но и сорвать наступление».
Но вот появились воздушные разведчики, они тщательно высматривали наше расположение. Подошли бомбардировщики. Они сбрасывали на этот раз полутонные бомбы, обычно предназначавшиеся для разрушения прочных зданий и сооружений.
Часа через два после залпа дивизиона из вражеского тыла возвратились разведчики, они находились вблизи той самой рощи, которая подверглась удару реактивными снарядами. Курсанты Гиммельфарб, Бысько и другие разведчики признались, что они поспешили уйти подальше от места взрывов. Определили на карте и на местности район обстрела. Он оказался слишком большим, и Костин заметил:
— У страха глаза велики!
— Разведчики близки к истине, — вмешался в разговор командир особого дивизиона. — Разлет мин действительно большой, и площадь рассеивания одного залпа может быть до двух квадратных километров.
Будучи артиллеристом, полковник Костин подумал, что большое рассеивание снарядов, пожалуй, является слабым местом нового оружия. Однако он промолчал, понимая, что важнее моральное воздействие и действительная сила нового оружия.
— Побольше бы нам таких дивизионов, — с воодушевлением произнес Суходолов.
Взятые ночью пленные в своих показаниях подтвердили слова разведчиков о страшном потрясении в их частях, произведенном неожиданным залпом, о большом количестве раненых, убитых и контуженых.
— Дайте еще один залп! — предложил генерал Смирнов.
— Обязательно нужен такой залп, чтобы окончательно сбить с фашистов спесь, — убеждал Костина начальник политотдела пехотного училища батальонный комиссар Томилин.
— Было бы хорошо дать сразу же второй залп, но нет подходящей цели, — ответил Костин. — Майор Орешников! — обратился он к начальнику разведки, сидевшему возле телефонного аппарата и запрашивавшему у командиров частей данные о противнике. — Есть что-нибудь новое?
Орешников отрицательно покачал головой.
— Товарищ полковник, — к Костину подошел командир дивизиона, — разрешите доложить?
Взглянув на майора, Костин подумал, что он тоже будет просить поскорее дать залп, выполнить задачу и отбыть отсюда.
— Если мы нанесем удар по малозначащей цели, — говорил майор Дементьев, — то подорвем авторитет нового оружия; желательно бы усилить разведку и, когда обнаружим настоящую цель, дать по ней залп.
В тот день несколько групп разведчиков направились в тыл противника.
У многих командиров появилась уверенность, что фашисты, понеся большие потери от нашего огня, и особенно от залпа реактивных минометов, не смогут наступать. Однако вечером немецкие батареи с закрытых позиций открыли огонь по боевому охранению.
Определить огневые позиции вражеской артиллерии было трудно. Да и орудий у нас было мало. Поэтому приходилось надеяться только на глубокие траншеи и окопы, отрытые курсантами.
Минут через двадцать обстрел прекратился, на опушке дальнего леса показались цепи вражеской пехоты, до десяти танков. Один из гаубичных дивизионов накрыл противника своими снарядами на рубеже огневого заграждения. Огонь других батарей пришелся по выходящим из леса новым цепям фашистов. Атакующего противника косили пулеметным огнем и курсанты боевого охранения.
Фашисты залегли перед позициями боевого охранения, затем попятились назад, отошли и танки. Три машины горели на опушке леса. Их поразили из своих сорокапяток курсанты артиллерийского училища.
— Товарищ полковник, взгляните на опушку дальнего леса. Там сосредоточиваются крупные силы противника, — сообщил Костину командир дивизиона.
— Вы хотите дать залп?
— Так точно, — ответил майор и помчался к себе в дивизион.
Минут через десять на шоссе вышли боевые машины с минами на направляющих. Они так же быстро, как и первый раз, развернулись в поле, дали залп и немедленно снялись с позиций.
Когда машины на большой скорости миновали КП, направляясь в тыл, кто-то крикнул: «Самолеты!» С запада вдоль шоссе на высоте не более километра шли пикирующие бомбардировщики. Гул авиационных моторов нарастал. Сердце у полковника сжалось. Забросают фашисты бомбами. Вскоре на КП донесся грохот разрывов. Пропали ракетчики…
Но не прошло и часа, как на КП прибыл командир дивизиона.
— С трудом выскочили, — докладывал он полковнику Костину. — Только установили машины на позиции, как наблюдатели подали сигнал «Самолеты с фронта!». Что делать? Дали залп и рванулись по шоссе к лесу. Поняв, что до своего поворота доехать не успеем, водитель головной машины свернул к большой воронке у самого кювета. Машина едва не перевернулась. Следом за первой машиной направились и остальные. Самолеты, идущие в сомкнутом строю, не смогли сманеврировать и отбомбились по пустому месту.
И все находившиеся в штабе командиры отметили смелые и решительные действия майора Дементьева и его бойцов.
— Не меня надо благодарить, — ответил он полковнику Костину, вынесшему ему благодарность за самообладание, — а в первую очередь наших водителей. Особой благодарности заслуживает шофер головной машины Ротобельский…
В это время в блиндаже появился комиссар батареи политрук Иванов. Он сбивчиво доложил:
— У нас несчастье. Батарея по приказу командира стрелкового полка направлялась в третий батальон. Возле деревни Зеленино напоролись на засаду фашистов. Нашей пехоты там уже не оказалось. В перестрелке погибли капитан Россиков, старший лейтенант Костогрыз и шесть курсантов. Но прорвались через вражеский заслон, вышли к своим и заняли позицию…
Всего неделю воевал Россиков, один из лучших командиров батарей училища, любимец курсантов. Его артиллеристы семь суток не выходили из боя, истребили несколько сот фашистов, уничтожили более сорока танков и бронетранспортеров. И вот сейчас батарея потеряла своего командира. Но не растерялись, не пали духом артиллеристы. Действуя под командованием комиссара Н. М. Иванова и командира взвода П. А. Карасева, они разгромили вражескую засаду.
Просматривая много лет спустя свои фронтовые записи, документы, И. С. Костин найдет среди них короткое донесение о бое артиллеристов батареи Россикова против фашистской засады.
Противник устроил засаду при въезде в деревню Зеленино. Фашисты пропустили вперед бойцов охранения, а когда подошли автомашины с орудиями на прицепе, открыли по ним огонь из автоматов. Сразу же были убиты командир батареи и его помощник. Курсанты били фашистов в упор. Михаил Зернов уничтожил до десяти вражеских автоматчиков. Курсант Портной, будучи раненным, быстро снял орудие с передка и открыл огонь. Курсант Ермолов первым же выстрелом разнес вражескую пушку. Фашисты не выдержали натиска наших воинов, начали разбегаться. Батарея пробилась в расположение своих сил, взяв при этом двух пленных.
— Наша девятнадцатая танковая дивизия успешно воевала во Франции. А сегодня получилось совсем плохо. Русские солдаты не хотят сдаваться в плен. Они нас подвели. Мы могли всех вас перестрелять, поступили по-благородному, предложив вам жизнь и почетный плен, а что наделали ваши юнкера? Просто разгромили нашу роту и взвод орудий. Разве так можно воевать? — возмущался гитлеровец.
Передовой отряд, самоотверженно сражаясь с наседавшим противником, позволил укрепить оборонительные позиции на ильинском рубеже, сосредоточить, насколько позволяла обстановка, силы.