– Да уж… – произнес Кармайкл.
Сплошная стена огня, бегущая от восточного края равнины и, может быть, – если задует «Санта-Ана» – несущая искры на запад через Пасадину, через пригороды Лос-Анджелеса, через Голливуд и Беверли-Хилс до самого побережья, где расположены Венис, Санта-Моника, Малибу… Кармайкл вздрогнул. Лаурел-Каньон сгорит. Все сгорит… Страшнее Содома и Гоморры.
Страшнее падения Ниневии. Только пепел на сотни миль вокруг.
– Всех до смерти запугали русскими ракетами, а на самом деле компания сопляков, бросающих окурки где попало, может уничтожить все это с такой же легкостью, – сказал Кармайкл.
– Но окурки здесь ни при чем, Майк, – возразил диспетчер.
– А что тогда? Поджог?
– Ты ничего не слышал?!
– Последние три дня я был в Нью-Мексико. Только что прилетел.
– Ну тогда ты, наверно, единственный человек в мире, который еще не слышал.
– Боже, о чем я еще не слышал?
– О пришельцах, – устало произнес диспетчер. – Пожары начались из-за них. Сегодня в шесть утра в трех разных концах Лос-Анджелесской равнины опустились три космических корабля и своими двигателями подожгли сухую траву.
Кармайкл даже не улыбнулся.
– Странные у тебя шутки, приятель.
– Я не шучу, – ответил диспетчер.
– Космические корабли? С другой планеты?
– Да. И с чудищами пятнадцати футов ростом на борту, – вступил в разговор диспетчер у соседнего компьютера. – В эту самую минуту они свободно разгуливают по окрестным дорогам. Пятнадцать футов, представляешь!
– Марсиане?
– Никто, черт возьми, не знает, откуда они взялись.
– Боже, – пробормотал Кармайкл. – Боже мой.
Когда он поднялся в небо, самолет несколько раз швырнуло из стороны в сторону резкими восходящими порывами воздуха от пожарища, и какое-то время Кармайклу с трудом удавалось удерживать его на заданном курсе, но затем, вызвав из глубин тренированной нервной системы нужные движения, он легко и почти бессознательно принялся подчинять машину себе. Он всегда считал очень важным, чтобы эти самые нужные движения жили в пальцах, в плечах, в ногах, а не в сознании. Сознание, бесспорно, может многое, но в конечном итоге ты или умеешь работать не задумываясь, или отправляешься на тот свет.
Почувствовав, что самолет подчиняется, он улыбнулся. ДС-3 – старые, но надежные птицы. Кармайкл любил летать на этих самолетах, хотя самые молодые из них были изготовлены еще до того, как он появился на свет.
Впрочем, он любил летать на всех самолетах и делал это не из-за денег – их и так хватало, по крайней мере последнее время. Просто ему нравилось летать. Случались месяцы, когда он проводил в воздухе больше времени, чем на земле. Во всяком случае так ему казалось, потому что часы, проведенные на земле, нередко ускользали незаметно, тогда как время в небе наполнялось содержанием и растягивалось словно под увеличительным стеклом.
Прежде чем направиться через Канога-Парк и Чатсуэрт на юг, к зоне пожара, Кармайкл развернулся над Энсино и Тарзаной. Солнце пряталось за тонкой пеленой пепла. Глядя вниз, он видел крошечные домики, крошечные бассейны, крошечных суетящихся человечков, отчаянно пытающихся успеть залить свои крыши водой до того, как налетит огонь. Так много домов, так много людей, заполняющих каждый дюйм от побережья до пустыни, и теперь все это оказалось в опасности. Уходящий на юг бульвар Топанга-Каньон был забит в это утро машинами, как центральная улица Голливуда в час пик. Куда они все? От огня, конечно. И очевидно, к побережью. Может быть, какой-нибудь телевизионный проповедник пообещал им, что там, на волнах Тихого океана, ждет ковчег, который увезет их всех от опасности, пока господь будет заливать Лос-Анджелес огнем. Возможно, и ждет. В Лос-Анджелесе все возможно. Даже пришельцы из космоса, разгуливающие по автодорогам. Боже.
Боже. Это просто не укладывалось у Кармайкла в голове.
Интересно, подумал он, где Синди, и что она думает по этому поводу.
Скорее всего, происшедшее показалось ей забавным и удивительным. Синди обладала редкой способностью находить забавные и удивительные стороны в самых разных вещах. Она любила цитировать этого римлянина, Вергилия:
В этом вся Синди. Дует «Санта-Ана», бушуют сразу три лесных пожара, прилетели пришельцы из космоса – все это одновременно, а нам, возможно, будет «впредь об этом сладостно вспомнить». Сердце его переполняли любовь к ней и страстное желание очутиться рядом. До их встречи он ничего не знал о поэзии… Кармайкл прикрыл на мгновение глаза и вызвал в памяти ее образ: каскады густых черных волос, быстрая, ослепительная улыбка, стройное загорелое тело, оттеняющее блеск этих удивительных колец, ожерелий и брелоков, что она придумывала и делала сама. А ее глаза!… Ни у кого из знакомых не было таких глаз, сияющих удивительным озорством и способных видеть окружающее в совершенно ином, необычном свете, за что Кармайкл любил ее больше всего. И черт бы побрал этот пожар, начавшийся, когда он целых три дня не был дома! Черт бы побрал этих идиотских пришельцев с Марса!
Там, где кончались аккуратные ряды и кольца пригородных улиц, начиналась обширная травянистая равнина, высушенная долгим летом до цвета львиной шкуры, еще дальше вздымались горы, а между горами и пожухшей травой был огонь – огромный, растянутый в стороны красный гребень, увенчанный плюмажем мерзкого черного дыма. Казалось, он захватил уже сотни, а может, тысячи акров. Когда-то Кармайкл слышал, что сотня акров горящего кустарника выделяет столько же тепловой энергии, сколько атомная бомба, сброшенная на Хиросиму.