— Я здесь, малышка. — Она отняла ладони от лица.
— Идите к дочери, успокойте ее. А я уже большой и знаю, что делаю.
— Коверкаете себе жизнь, — прошептала Мередит, — вот что вы делаете!
— А вы на что рассчитывали?
В этом и заключалось самое ужасное. Раньше она ни о чем не задумывалась. Хит был се спасательным кругом, а она помышляла только об одном: как бы вытащить из передряги себя и Сэмми.
— Вы меня просили помочь. Вспоминаете? Говорили, если я отправлю вас обратно в Нью-Йорк, то подпишу вам смертный приговор. Неужели вы считали, что я могу это сделать, не исковеркав свою жизнь?
У Мередит задрожали колени. Задрожало все внутри. Почему-то она решила, что можно просто уехать, раствориться в темноте, замести следы и Глен их никогда не найдет. И вот теперь наблюдала, как Хит шаг за шагом разрушал все, что было ему дорого в жизни.
— Я… я не подумала! — воскликнула она. — О, Хит, простите, я просто не подумала!
Он взял в ладони ее лицо.
— Перестаньте, Мсрри, не надо. Я не должен был вам этого говорить. Решение принимал я, и никто другой. И принял бы такое же, что бы вы ни сказали.
— Что я наделала! — Ее голос дрожал. — Если вы так поступите, дороги обратно не будет. Боже, что я наделала!
— Успокойтесь. Я сам этого хотел.
— Я позволила Дэну уничтожать себя. Потом уничтожать Сэмми. А теперь позволяю, чтобы его тень из могилы уничтожала вас! Где же конец? — Мередит горестно вздохнула и указала пальцем себе под ноги. — Я решила! Я остаюсь здесь! Не хочу, чтобы Календри испортил вам жизнь. Довольно с него моей и Сэмми.
Хит поднял ее голову за подбородок.
— Вы ему ничего не позволили. Вы здесь — значит, по-прежнему боретесь. Что же до меня, то в ответе за это я, а не вы. Я все обдумал, Мередит. Я знаю, что делаю. И знаете что?
— Что?
— Мой выбор чертовски мне нравится.
Глава 22
Пикап, который Хиту удалось завести, соединив напрямую провода, оказался старой развалиной — «фордом» с двумя ведущими мостами. Когда-то он был красным, но так облупился и облез, что почти не осталось краски. Однако бежал он еще хорошо и имел большое заднее сиденье, где разместились Сэмми с Голиафом. В задней части запасливые хозяева закрепили пять наполненных бензином канистр, которые оказались очень кстати.
Пересадив Сэмми и Голиафа в украденный пикап и переложив туда вещи, Хит не терял ни минуты и отправился в путь. За ним на джипе следовала Мередит. Они доехали до места, где произошла перестрелка. Здесь он доложил об инциденте по радио, просил привести в порядок дорогу и прислать машину за убитыми. Потом снял с консоли портативную рацию, забрал фонарь и подтолкнул Мередит к пикапу.
— Не понимаю, зачем нас сюда принесло? — удивилась она.
— Во-первых, — объяснил Хит, — я не могу оставить трупы на дороге. Назовите это идиотизмом, но только представьте: проезжает пожилая дама, замечает здешнее побоище — и инфаркт. И во-вторых, оставить мой «бронко» поблизости от того места, где мы взяли пикап, — значит, подать знак: «Мы украли машину». А так след оборвется здесь.
— Вы стали рассуждать как преступник.
— Я рассуждаю как шериф. Поэтому полицейские так и опасны, если сбиваются с истинного пути.
По дороге к охотничьему домику приятеля Хит то и дело сворачивал с шоссе, возвращался назад, всячески сбивая с толку возможных преследователей. И только убедившись, что хвоста нет, направился прямо к цели. Даже сообщив о месте перестрелки, он был уверен, что у Майка его искать не станут. Хит редко виделся с приятелем и не был в его охотничьем домике несколько лет. Шоссе вело через горы к федеральной автостраде. Наверняка решат, что он рванул именно туда. Ведь преступники, как правило, стараются удрать как можно дальше, не догадываясь, что лучшее укрытие — прямо под носом местной полиции.
Хит чувствовал, что Мередит считала себя виноватой и мучилась угрызениями совести. Хотел ее утешить, но не мог подобрать нужных слов. Да, он затеял побег только ради того, чтобы спасти ее и Сэмми. Но говорить об этом не стоило.
Ехали в молчании — трудном, напряженном молчании. Собака и девочка спали. Мередит привалилась к пассажирской дверце — видимо, невольно хотела отстраниться от него как можно дальше — и так сильно вцепилась пальцами в подлокотник, что побелевшие костяшки, казалось, светились в темноте. Мередит очень расстроена его кражей автомобиля. Хит хотел напомнить ей, что дело касается жизни и смерти. А когда речь идет о том, чтобы выжить, мужчина способен на многое, чего никогда бы не совершил при других обстоятельствах. Но потом решил, что она это понимала и без него.
— Мередит; вы не хотите поговорить? Может быть, вам станет легче, если мы еще раз все обсудим? В ответ она только покачала головой.
— Считаете себя виноватой в том, что гибнет моя карьера. Правильно?
— Да. И еще мне обидно… да нет… ничего. Только вот… — Она покачала головой. — Нет, ничего.
— Значит, что-то есть, если за сорок миль вы не сказали ни единого слова.
— Не знаю, о чем говорить.
— А вы не думайте. Говорите, и все. Вы что-то в себе пережевываете. Я хочу знать что.
— Все на свете. — Мередит схватилась руками за голову. — Но главным образом думаю о том, чем вы для нас пожертвовали. Слишком многим!
— Я уже начинал ненавидеть свою работу.
— Вздор! Вам необходимо было возиться с подростками. Спасать их жизни. Помните? Это ваше искупление. Думаете, я не понимаю, что работа значила для вас все?
— Давайте договоримся не примешивать прошлое к делам сегодняшним.
— Суть в том, что вы бросили все. И к тому же можете оказаться в тюрьме.
— Я уже говорил, что сам принимал решение.
— Возможно. Но мне от этого не легче.
Не легче? Как-то нелепо звучит. Хит думал, Мередит признается, что чувствует себя виноватой, и переспросил:
— В каком смысле?
Она махнула рукой — явный признак того, что была взволнована.
— Трудно выразить. В голове такая каша, и я боюсь сболтнуть такое, за что вы на меня можете обидеться.
Хит и сам бывал в подобных ситуациях.
— Не надо остерегаться, Мерри. Можете говорить со мной откровенно.
— Правда?
— Конечно. — Он улыбнулся. — Расскажите, о чем вы думаете, и мы вместе все обсудим.
Мередит с минуту колебалась, но затем набрала полную грудь воздуха и дрожащим голосом начала:
— Сейчас я думаю, какой вы замечательный друг, самый лучший из всех моих друзей. И что бы я делала без вас, не сегодня, а вообще. Меня пугает мысль, что станет со мной и Сэмми, если мы вас потеряем.
У Хита екнуло сердце и к горлу подкатил ком.
— Зачем же терять? Вы можете на меня рассчитывать.
— Даже если я вас настолько разозлю, что вы меня возненавидите?
— Что вы можете такого сделать, чтобы я вас возненавидел? Ничего.
— Ну хотя бы не суметь выполнить свою часть сделки, — тихо произнесла она.
— Какой сделки?
Мередит сделала жест, как бы охватывая их обоих.
— Нашей общей сделки. Мы, конечно, не говорили об этом вслух, но я не настолько глупа и понимаю, что вы спасали не просто так… имея определенные надежды. Однако я могу стараться всю жизнь и не отплатить вам за ваш поступок.
— О каких моих надеждах вы говорите, Мередит?
— Ну… я же понимаю, что нравлюсь вам… и Сэмми тоже. Я хочу сказать, что мужчина… не будет бескорыстно…
— Время, конечно, не очень подходящее, чтобы открывать вам свои чувства. Но если уж так вышло — ладно: нравитесь, и вы, и Сэмми, и даже очень. И я не сделал бы ничего подобного ни для кого другого. Так чего вы конкретно опасаетесь?
— Я просто беспокоюсь. Когда настанет время — ну, сами знаете чего, — вы можете обнаружить, что я не смогу проявить того энтузиазма, какого вы от меня ожидаете, в ситуации, когда ты загнана в угол…
— Загнана в угол?
— Извините, я неправильно выразилась. Боже, так трудно подобрать нужные слова. — Мередит посмотрела на него исподлобья. — Ну, вроде как в ловушке…