— Куда?
Сэмми в изумлении уставилась на Хита.
— Твоя мама умерла и поэтому никогда не рассказывала тебе этой сказки?
Хит только знал: еще одному человеку и в очень юном возрасте грозит преждевременная смерть.
— Память подвела. На левский бал?
— Ну да. В дом, где живет король и дает бал, чтобы принц выбрал себе левскую невесту.
— Ты хотела сказать — королевскую?
— То самое, что я сказала, — левскую.
Потребовалось тридцать пять минут, чтобы Хит с уточнениями Сэмми наконец добрался до конца сказки.
Когда он наконец вошел к Мередит, она, устроившись на кровати со скрещенными ногами, протирала голени смоченным в перекиси водорода ватным шариком. Увидев шерифа, она свесила ноги с постели и плотно прижала полы рубашки к сомкнутым накрепко бедрам. Мередит едва не плакала. Надежда всегда есть, поэтому Хит затворил за собой дверь, закрыл на ключ и подошел к ней.
— Извините, быстрее не получилось. Бог свидетель, как я спешил, но пришлось рассказывать Сэмми сказку.
Мередит слегка улыбнулась, и ее лицо зарделось.
— Все в порядке. Я нашла кое-что в аптечке и продезинфицировала пару царапин. Невероятно глупо все получилось. Не то время. Не та обстановка. Все не то.
— Вы ни в чем не виноваты. — Хит слышал, что фальшивит, как мальчишка в школьном хоре, у которого ломался голос. — И время то. И ноги мне ваши очень понравились.
Мередит вспыхнула, еще сильнее покраснела и наклонилась, сделав вид, что занимается голенью.
— Дайте-ка я. — Хит присел на корточки.
Но Мередит так подскочила, что он готов был поклясться, будто видел, как летели искры от ее попки. Он обвил пальцами тонкую лодыжку — кожа была как бархат.
— Извините, вы из-за меня порезались.
— Ничего. — Стараясь освободиться, она потянула ногу. — Я справлюсь сама. Правда.
— Я настаиваю, дорогая.
Сначала лодыжка, потом изящно изогнутая голень, потом колено с ямочкой. Он готов был целовать каждый сладостный дюйм — вверх по внутренней стороне бедра к треугольнику волос цвета темного меда, который она так лихорадочно пыталась прикрыть рубашкой. Хит взял ватный шарик и приложил к двум царапинам.
— Больших царапин нет.
— Нет.
Хит приподнял ногу, притворяясь, что изучает подошву. Полы рубашки слегка разошлись. Как хорошо, что он обладал боковым зрением не хуже, чем у лошади.
— Да-а.
— Там что, осколки?
Хит приподнял ногу немного выше. Замечательно!
— Да-а.
Мередит наклонилась вперед.
— Много?
«Много. Много маленьких красивых завитушек».
— Не очень. — Хит тыкал ватой в пятку, как слепой. — Вообще нет никаких осколков. Только покраснение.
— Покраснение?
— Местами. — Он отбросил вату и провел большим пальцем по внутренней стороне стопы. — Вам говорили, что у вас очень красивые ноги?
— Ноги?
— Да. Я еще ни разу не видел стопы такой совершенной формы. — Хит наклонился и поцеловал ямку под косточкой. — Миленькие пальчики с маленькими розовыми ноготками. — Он коснулся языком ее большого пальца и чуть-чуть прикусил нежную подушечку. — Вы вся такая милая.
Мередит тянула и тянула рубашку, стараясь прикрыть заветный треугольник, что было совершенно невозможно, поскольку ее нога была задрана вверх. В свете фонаря завитки поблескивали, как драгоценные самородки.
— Хит, — проговорила она дрожащим голосом, — вы меня до смерти смущаете. Мне нужно в ванную, наверное, ноги пахнут.
Он стал целовать и покусывать другие пальцы.
— Вы не можете не знать, дорогая, что цивилизованный мужчина лишен естественного женского запаха.
— Что?
— Мыло, дезодоранты, духи и пудра. Все эти снадобья приглушают естественный женский запах, который мужчина находит чрезвычайно возбуждающим.
— Вас возбуждают грязные ступни? — Мередит снова дернула ногой. — Пожалуйста, не сосите мне пальцы. О Боже, только не пятку! Щекотно! — Она потянула ногу и захихикала. — Прекратите, Хит, я стесняюсь!
— Прекращаю. — И стал целовать и пощипывать голень, притворяясь, что не чувствует, как она вцепилась ему в волосы. От этой отчаянной хватки заболел череп, но Хит готов был облысеть, только бы Мередит не хваталась за полы своей рубашки.
— Ну что вы делаете?
На нелепый вопрос звучит нелепый ответ:
— Ничего.
Хит уже добрался до колена, положил ее ногу себе на плечо и придерживал рукой. С задранной и почти выпрямленной ногой Мередит представляла самое прекрасное зрелище, какое только сотворил Создатель, — живописнее рассвета, заката и всего, что бывает между ними. Хит любовался изгибом ее ноги, покусывал кожу, успокаивал ее прикосновением языка. А Мередит вздрагивала, как от уколов булавкой.
— Боже мой… нога…
— Вы такая сладкая, Мерри. Я хочу попробовать каждый дюйм вашего тела.
— Вы считаете эту мысль удачной?
Самой удачной, пусть даже от этого он начисто облысеет.
— Вам неприятно?
— Да… То есть нет. Только выше не надо.
— Не буду.
— Не пойдете?
— Ни за что.
Хит поднял плечо еще выше. Мередит охнула и упала на спину. А вцепившиеся в волосы пальцы потянули его голову прямо к намеченной цели. Мередит спохватилась, но было поздно, и задрожала, как осиротевший олененок, когда его лицо уткнулось в заветные завитки.
— Хит, не надо! Не надо!
Он впился губами в золотистое марево. Мередит дернулась, желая освободиться, но только крепче прижалась к его губам. Хит нашел сладостную ложбинку и стал ласкать ее языком.
— О!
— Тише, — не отрываясь, предупредил он. — Сэмми услышит.
Мередит всхлипнула. Вполне обнадеживающая реакция. Капитуляция произойдет под фанфары и «Боже, храни Америку» . Только вот Сэмми проснется. А Хиту вовсе не хотелось отвлекаться на сказки. Поэтому он только застонал.
Тело Мередит сотрясалось, будто в конвульсии.
— О Боже! О Боже!
Руки перестали отталкивать его и потянули к себе, талия выгнулась в приглашении, хотя губы продолжали шептать:
— Хит, не надо, не надо…
Но он знал, что надо. И ласкал Мередит, пока она не застонала от наслаждения. Только после этого лег рядом, расстегнул ее рубашку, затем свою и все время целовал Мередит живот. Она с тревогой наблюдала, как Хит снял пистолет и, прежде чем положить на тумбочку, обмотал кобуру ремнем.
— Это полуавтомат, дорогая. Стреляет при каждом нажатии на спуск. Обещаю, никаких извращенных игр.
— Я знаю, Хит. И не важно, какое у тебя оружие.
Да, она все понимала. Но какая-то ее часть не избавилась от затаившегося страха. Когда она призналась ему вечером, Хит разозлился. Но теперь испытывал просто грусть. Никому не пожелаешь испытать то, через что прошла эта хрупкая женщина. Он сбросил сапоги, быстро стянул рубашку, джинсы и трусы. «Мужская доблесть» была в боевой готовности.
Хит понял, что при виде пистолета Мередит расстроилась. Он поцеловал ее грудь, решив запастись терпением и потратить столько времени, сколько необходимо, чтобы успокоить, снова разжечь желание, и тут же пальцы любимой вцепились ему в плечи, когда она ощутила его напрягшуюся плоть. Хит нежно снял с нее рубашку, поцеловал сосок и стал ласкать его и кружить вокруг кончиком языка. Ее соски набухли и затвердели, и Мередит застонала.
— Хит!
— Я здесь, любимая.
Он развел ее бедра и прижался вплотную. И, возвышаясь над Мередит, старался понять, готова она или нет.
Хит видел искаженное лицо, расширенные зрачки: то ли от страсти, то ли от страха.
— Ты в порядке? Ты меня не боишься? — Господи, только бы она не ответила «да». — Если скажешь, я сразу остановлюсь.
— Да, — едва слышно проговорила она. — Пожалуйста.
С Доблестью прошлого у врат Хит окаменел. Все ругательства, какие он только знал, уже готовы были сорваться с его языка. Да, он мог остановиться. Для этого надо было просто отлепиться от Мередит, подойти к стене и биться головой о бревна до тех пор, пока он окончательно не свихнется.