Ну разве это не судьба? Да, им суждено быть вместе, всегда было суждено.
Хит Мастерс в целом мире был се единственным суженым. Он заполнил ее пустоту, вылечил раны, поддержал в беде. Дом. Как все эти годы она хотела домой! И теперь, за тысячи миль от того места, которое считала родным, обрела очаг. Не на ферме, где выросла и где старые дубы бросали тени на неспешный мир. Не с отцом в неизменном комбинезоне, с трубкой в зубах, не с приветливо улыбающейся матерью, которая стряпала на благоухающей свежим хлебом кухне. Дом — это вообще не какое-то определенное место.
— Эй, Мередит, ну-ка спускайся на землю.
Она улыбнулась.
— Я здесь. Все хорошо. Вернемся к Питеру Колдуэллу.
Примерно через пять часов изнурительного пути по лесным проселкам от охотничьего домика к ферме отца Хит остановился в трех четвертях мили от главной усадьбы. И, оставив измученный грузовичок в густом сосновом перелеске, отправился дальше пешком, но не по шоссе, поворачивающему к дому, хотя это был самый удобный путь. Он не хотел рисковать на случай, если подоспевшие головорезы Глена уже следили за дорогой.
Резким движением Хит оборвал электрический провод и улыбнулся.
— Вот так. Не нужно искать ключи от ворот.
Мередит не улыбнулась в ответ.
— Хит, пожалуйста, может быть, передумаешь? Я не в восторге от этой идеи. Ведь придется просить отца. Для себя ты бы никогда не попросил. Так почему нужно просить ради меня?
— Ты симпатичнее меня. — Он пропустил Сэмми и Голиафа. — Я принял решение, Мередит. Так что перестань спорить и пошли. До дома еще идти и идти.
Сэмми с Голиафом были уже впереди. Мередит посмотрела им вслед. Дочь рассмеялась, и сердце матери сжалось.
— А что, если фактов, которые я знаю, не хватит, чтобы их убедить? Что, если мы свяжемся с ФБР, я поговорю с агентами, а они мне заявят: отправляйтесь-ка, леди, в тюрьму, а вашу дочь мы отдаем деду. Прошло уже почти пять лет. Может, поздно что-либо делать?
— На некоторые виды преступлений установлен семилетний срок давности, но это не относится к убийствам. Убийц разыскивают и арестовывают в течение двадцати лет после совершения преступления.
Мередит семенила рядом с Хитом. От пыли се босоножки сделались совершенно серыми.
— А как я смогу понять, что этим фэбээровцам можно доверять? Я слышала, что вечером говорил по рации Чарли. Глен подкупил агентов! Представь себе, я связываюсь с ФБР, заявляю, что в обмен на снятие с меня обвинений готова свидетельствовать против Календри, но нарываюсь именно на тех людей, которым он приказал меня убить!
Хит резко остановился и потер переносицу.
— Послушай, ты мне веришь?
— Конечно! — вспыхнула Мередит.
— Тогда верь до конца, — добавил он уже мягче. — Неужели ты считаешь, что я не обдумал и это? Мерри, мой отец — ушлый парень. У него связи по всей стране, даже в правительстве. Он разузнает имена подкупленных агентов и найдет людей, которым можно доверять. Но учти, отец и пальцем не шевельнет, если не будет абсолютно убежден, что можно выдвинуть обвинения.
— А каким образом он сможет установить, кто из агентов подкуплен Гленом? Позвонит старине Глену?
— Все элементарно, дорогая. Те ребята звонили в управление и как могли выпендривались. Их, естественно, записали. Такие пленки мы обычно храним. Судя по тому, как рвал и метал Рой, на него здорово наехали. Узнать их имена — пара пустяков.
Голиаф и Сэмми бежали к ним. Мередит подняла глаза, и в это время девочка растянулась на дороге. Личико сморщилось, и громкий плач огласил лес.
— Сукин сын! — закричала она пронзительным голосом на камень, о который споткнулась.
Мередит остолбенела. Хит застыл с таким выражением лица, словно перед ними внезапно появился огнедышащий дракон.
Первой пришла в себя Мередит. Быстро ощупала дочь н, обнаружив только царапину на подбородке, строго выговорила:
— Сэмми, никогда не смей так говорить! Это очень плохие слова, и хорошие маленькие девочки не должны их произносить.
Сэмми встала и посмотрела на взрослых.
— А Хит их все время говорит.
Мередит искоса бросила взгляд на шерифа и вздохнула.
— Вот и разбирайтесь, мистер Мастерс. Я уверена, что люди, заварившие кашу, должны ее и расхлебывать.
Хит взглянул на Сэмми с таким видом, будто от него только что потребовали решить задачу по квантовой механике. Он поскреб подбородок, задумчиво посмотрел вдаль и снова опустил глаза на ребенка. Испачканное лицо Сэмми выражало крайнее возмущение. Она явно ожидала, что Хит немедленно заявит маме, мол, слова вполне нормальные. Но шериф понимал: стоит на это решиться, и Мередит задаст ему хорошую головомойку.
— Ты уверена, что слышала эти в самом деле гадкие, неприличные, нехорошие слова? — наивно спросил он.
Сэмми прикусила нижнюю губку и энергично кивнула.
— Много раз.
Хит изогнул одну бровь.
— Язык у меня без костей. Неужели много? — Он опустился на корточки и устроил Сэмми у себя на колене. — Вот что, малышка. Приношу тебе извинения: это в самом деле нехорошие слова. И если ты когда-нибудь услышишь, что я произношу их снова, вымой мылом мне губы. Договорились? Мне надо избавляться от дурных привычек.
Сэмми сморщила нос.
— Хит, мыло очень невкусное.
— А ты его пробовала?
Девочка снова кивнула.
— Когда мама купала меня.
— Пусть даже невкусное, но я не вижу другого способа вымыть грязные губы. Только бы его не проглотить. — И ущипнул ее за нос. — Это относится и к тебе: вот скажешь нехорошее слово, и я буду драить тебе язык.
Сэмми поежилась.
— Никогда больше не скажу.
— Хорошая девочка, так и надо.
Хит поставил ее на землю, и, позабыв о недавнем падении, она снова бросилась наперегонки с Голиафом.
— Осторожнее! — Он повернулся к Мередит. — Черт побери! Неужели с детьми все время что-то приключается?
— Ты любишь мыло? Надеюсь, что так. Потому как тебе придется немало съесть его.
Шериф выглядел сконфуженным.
— Опять что-то сморозил?
— Морозишь через слово.
— Через слово? Дьявольщ… — И запнулся, словно к нему в рот залетела муха. — Вот балаболка!
Они рассмеялись и поспешили за девочкой и собакой. Хит посмотрел вслед Сэмми и задумчиво нахмурился.
— Послушай, почему она неправильно произносит столько слов: «душка» вместо «подушка», «левский» вместо «королевский», а когда кричала «сукин сын», то выговаривала каждый звук кристально чисто?
— Дети удивительно легко впитывают грубую речь. Возможно, потому, что эти слова произносят с особым выражением, и малыши, даже если им ничего не говорят, чувствуют, что они «нехорошие». А может быть, потому что никогда не слышат их от своих матерей.
— Не упускаешь возможность уколоть? — усмехнулся шериф.
— Если бы я знала на всё ответы, то написала бы книгу и стала миллионершей. Но правда в том, что дети — сплошная загадка.
— Точно, черт побери!
— Одно мытье. Какое предпочитаешь мыло?
— Боже! Как же мне от этого избавиться? — Хит захлопал глазами.
— Опять. Надо будет приобрести противоаллергическое. Оно мягче и не так раздражает желудок. Упоминание Господа всуе — еще более серьезная провинность и тянет на два мытья.
— Слава Богу, я думал, ты скажешь — на смертную казнь.
— Снова прокол. И боюсь, снова тянет на двойное мытье. Придется покупать мыло целыми упаковками.
— Но клянусь задницей, я слышал, как и ты поминала всуе имя Господа! Давай уж будем честными!
— Мой губы с мылом и мне, если услышишь опять. Кстати, у тебя еще набралось на два мытья — на обычное и на двойное.
Несколько минут Хит молчал, топал рядом с ней, и его сапоги поднимали в воздух клубы пыли.