— Нет, юная дама, я не пукал!
Сэмми сразу погрустнела.
— Твоя мама, наверное, умерла, когда ты был совсем маленьким. Как у Хита. И тебя некому было учить хорошим манерам. Так?
Ян оглядел комнату и так взъерошил волосы, словно внезапно обнаружил, что в них завелись вши.
— А вы, миссис Кэньон, обучая дочь манерам, могли бы привить ей уважение к взрослым. Мне не очень приятно, когда мое поведение критикует четырехлетний ребенок.
Мередит снова вскочила на ноги и слегка шлепнула Сэмми по попке.
— До того как мы встретили Хита, никто из старших вокруг, за исключением меня самой, не заслуживал уважения Сэмми. Прошу прощения, если она вас обидела. Но и вы должны признать, что наш визит нельзя назвать приятным.
Хит взял девочку на руки и потянул Мередит за локоть к выходу.
— Пошли, дорогая. Извини, что подверг тебя и Сэмми такому испытанию. Я думал… ну ладно, не важно, что я думал. Голиаф, ко мне!
— Подожди, Хит! — окликнул его отец. — Что ты имел в виду, когда говорил, что твоя жизнь тоже поставлена на карту? Это преувеличение или вам действительно грозит опасность?
Шериф, не останавливаясь, шел к дверям кабинета.
— Черт побери, Хит, я задал тебе вопрос! Если ситуация настолько серьезна, я, конечно, тебе помогу. В конце концов, ты мой сын.
Хит задержался и передал малышку Мередит.
— Подождите меня на крыльце. Я вас догоню. — Он повернулся к отцу, и в глазах его появился нехороший блеск. — Я не твой сын. Я был для тебя чем угодно. Помехой. Неприятным испытанием. Крестом, который необходимо нести. Но сыном — никогда.
Она понимала, что Сэмми надо уводить. Но дошла только до порога, дальше ноги отказывались идти. Хит думал, что Мередит уже на улице. Но она не могла его покинуть. Только не теперь, когда видела и понимала, как тяжело ему дается ссора с отцом. Надо остаться с Хитом. И дочь останется тоже. Потому что он остался с Мередит и с Сэмми.
Глава 25
«Я не твой сын». Слова повисли в воздухе. Ян выглядел так, словно Хит его ударил.
— Вдумайся в это! — возбужденно выкрикивал Хит. — Девятнадцать лет! Да, я совершил такое, что не дай Бог! Но я был еще мальчишкой. А ты отыгрался на мне. Помнишь? Назвал убийцей! Дал пощечину! Заявил, чтобы я не поганил твой дом своим присутствием! А у меня в кармане было всего пять долларов. Ты даже не разрешил мне взять хоть какую-то одежду. Просто выставил за дверь в шесть утра и умыл руки!
— Ты виноват в ее смерти, и ты был пьян, а я только что приехал из морга. Думаешь, я мог тогда здраво рассуждать? Да, в тот момент я был готов разорвать тебя на части!
— Не представляешь, сколько раз я жалел, что ты этого не сделал, потому что ты был прав: это я убил мою сестренку. С тех пор как ты отдалился от нас, Лейни была единственным близким мне человеком. И уж кому-кому, а ей я никогда не хотел причинить зла. Я нашел Лейни под машиной. Я пытался ее вытащить. А когда копы достали ее оттуда, хотел оживить. У нее была раздавлена голова. Только представь: искусственное дыхание рот в рот. Вот почему на мне было столько ее крови, черт побери!
Ян закрыл глаза, его лицо стало пепельно-серым. От жалости к нему сердце Мередит обливалось кровью. Великий Ян Мастерс не справился с ролью отца. В этом не было никаких сомнений. Но Мередит видела, как сильно он любил своих детей.
— О Боже, Хит, не надо, — прошептал он. — Я не вынесу. Не рассказывай никаких деталей, пожалуйста, не надо.
— Не надо? А как насчет меня? Ты что со мной тогда сделал? Считал, что я пьян? Явился из Чикаго через несколько часов после аварии и даже не понял, что меня накачати транквилизаторами?
В глазах отца стояла неподдельная мука, хриплый голос срывался.
— Мне бы сказали. Ты лжешь. Оправдываешься. Мне бы обязательно сказали.
— Боже мой, отец! Посмотри на меня! Я больше не мальчишка! Лгу? Зачем мне это надо? Сохранить отношения? Смешно! И уж конечно, не боюсь, что ты надерешь мне зад!
— Не можешь признаться себе самому, — продолжал настаивать Ян.
— Неправда! Я жил с этим все девятнадцать лет и каждую ночь видел ее лицо. Но не живое, а как тогда, когда делал ей… — По смуглым щекам Хита покатились слезы. — Все время мучился тем, что мог бы Лейни спасти. Помнишь, она всегда бежала ко мне, когда ей было больно.
Из горла отца вырвался сдавленный звук, и он кивнул.
— После смерти матери я один мог утешить Лейни. Сначала — если сестра обдирала колени. А когда стала старше, приходила ко мне, если ее сердце разбивал какой-нибудь парень. В ту ночь я все время думал, что смогу помочь Лейни, только бы меня оставили с ней наедине. — Хит судорожно вздохнул. — Признаюсь, я был пьяным дураком, когда сел за руль пикапа. Я полностью в ответе за все, что случилось, и унесу свою вину в могилу. Но клянусь, после аварии я не выпил ни капли. И когда ты меня увидел, я уже не был пьян.
Во мне было двести двадцать фунтов живого веса. Я играл полузащитником, боролся с бычками и объезжал полудиких лошадей. Когда приехали врачи и попытались забрать сестру, я сделался бешеным. Меня не могли оторвать от нее. Я всех раскидывал. Наконец они навалились кучей и медики укололи в руку. Вот и весь сказ. Я не был пьян. Меня напичкали черт знает чем! И извини, но не могу поверить, что тебе не сообщили. По законам нашего штата тогда я был еще несовершеннолетним.
Руки отца висели, как плети. Он качал головой:
— Не припоминаю, чтобы кто-нибудь говорил мне об этом. Хотя в памяти все расплывается. Я действовал на автопилоте: опознавал тело, пытался ликвидировать выдвинутые против тебя обвинения, изымал их из отчета об аварии. Не помню и половины, что мне тогда говорили.
Лицо Хита исказилось от горечи.
— Мог бы спросить у меня, даже если сомневался в моей искренности. Но ты не хотел мне верить. Слышал только себя.
Хит уничтожал отца.
— Довольно! — крикнула Мередит.
Хит круто повернулся.
— Мерри, я просил уйти.
— Не могу тебя оставить.
— Хорошо, ты права. Довольно. В самом деле довольно. Идем. — Он подошел, обнял ее за талию и выставил в коридор с такой силой, что Мередит показалось, будто ее вынесло ветром. — Теперь поняла, что отец всегда на меня плевал? Вот довелось приехать — и что же? Заработал очередную зуботычину, последнюю.
Мередит удалось затормозить только на крыльце. Она схватила Хита за рубашку.
— Подожди, я передумала. Мне кажется, ты совершаешь роковую ошибку.
— Какую?
— Если ты сейчас уйдешь, то никогда не сумеешь вернуться.
— Я и не намерен сюда возвращаться.
— Я не позволю тебе так поступить. Если ты не останешься, то ты сделаешь хуже только себе.
— Ненавижу его со всеми его потрохами. И это чувство взаимно. Точка!
— Ох, Хит, неужели ты так слеп? Отец тебя любит. Это написано у него на лице. Только не знает, как выразить свое чувство. Ты его убиваешь.
— Ради Бога! Выглядел жалким пару минут. Великое дело! Его не убьешь. Как бы он тебя не убил!
— Пожалуйста, вернись к нему, Хит. Я не уйду, пока ты не послушаешься.
— И что сказать? Чтобы простил меня за то, что я ему наговорил? Но все это чистая правда!
— А почему он вообще здесь остался? — не унималась Мередит. — Ведь твой отец работает в Чикаго. Зачем приехал сюда?
— Обещал матери, что не станет растить детей в городе. Да какая разница? — Хит спустился по ступенькам. — Понимаю, ты хочешь всем добра. Но понятия не имеешь, о чем говоришь. — Хит уже шагал по закругленной подъездной аллее. — Видела, каков он? Даже на вас накинулся!
— Да, — признала Мередит. — Но защищая тебя. Решил, что женщина просто использует его сына. Он взбешен, Хит. И сражается за тебя, как умеет. Согласна, родитель он — не подарок. Но будь выше этого. Дело не в том, что отец тебя не любит. Он просто неумелый.
— Неумелый! Прекрасное словцо! А меня он зовет неудачником.
— Он остался здесь из-за тебя, Хит! — кричала ему в спину Мередит. — Ты должен это понимать. Какой у него еще интерес? Пустой дом? Долгие перелеты? Отец хотел быть рядом с тобой!