Выбрать главу

Абакумов молчал, догадавшись, что Сталину и не нужен его ответ.

– А смотреть на труп… Зачем? Нам сегодня и живых врагов хватает. Вот их вам теперь и нужно выявлять. А о Гитлере пусть теперь американцы и англичане беспокоятся, если их это так заботит. И вот еще что, товарищ Абакумов… Здесь, в Потсдаме, я еще раз убедился, как важен для нас процесс над главными немецкими преступниками в Нюрнберге. Мы должна предпринять все, привлечь наши лучшие кадры, чтобы этот процесс прошел успешно. Так, как нам это нужно.

Постскриптум

«В районе рейхсканцелярии Гитлера, юго-восточнее здания 100 п/метров, на месте ранее найденных трупов Геббельса и его жены обнаружены и изъяты две умерщвленные собаки… Трупы собак и обнаруженные рядом предметы сфотографированы и хранятся при ОКР „Смерш“ корпуса, на что составлен настоящий акт.

Пом. Нач. Отдела контразведки „Смерш“…»

Глава XI

Город падших

Поверженный Берлин летом 1945 года походил на средневековую гравюру, изображающую страшный мор или чуму. Среди развалин, разнесенных в прах домов и искореженного железа бесцельно бродили голодные люди с опущенными глазами. Огромные очереди тянулись к полевым кухням и за водой. Большей частью это были доведенные до отчаяния женщины с детьми и старики, немецкие мужчины либо лежали в бесчисленных могилах, разбросанных во всех концах света, либо сидели в лагерях для военнопленных, не зная, что их ждет впереди, либо скрывались в лесах и подвалах в надежде сохранить жизнь. Мимо стихийных толкучек, вдруг возникавших на свободных пятачках, где продавали все, что угодно, на машинах проносились вооруженные лихие патрули победителей…

Ольга Чехова с застывшим лицом, как завороженная, смотрела из окна автомобиля на превратившийся в призрак город, в котором она когда-то блистала на сцене, который был когда-то украшен киноафишами с ее изображением.

Рядом с ней на заднем сиденье с каменным лицом сидел Ребров. Его призраки и тени столицы рейха мало трогали.

– Запах, – вдруг сказала Чехова. – Какой странный тяжелый запах…

– Трупный, – спокойно объяснил хитроглазый водитель с погонами старшины. – Не успевают хоронить. До всех подвалов не добраться, входы завалило, а там столько трупов…

– Какой ужас, – прикрыла глаза Чехова.

– Вам бы в Сталинград, – то ли насмешливо, то ли издевательски сказал водитель. – Вот там был ужас. Настоящий.

– Но эти люди, – Чехова кивает на женщин с детьми за стеклом, – они же не виноваты…

– А те, кто в Освенциме сидел, виноваты? – зло закусил губу водитель. – Я когда там эти ходячие трупы увидел, думал у меня галлюцинации – не могут люди в таком состоянии оставаться живыми… А горы костей тех, кого в печах сжигали? Горы, понимаете?

– А вы как в лагерь попали, старшина? – спросил Денис.

– Так мы их освобождали, товарищ майор.

Чехова закрыла глаза.

– Мы тогда такого наслушались, что после этого жить не хочется. Что там с ними делали… В газовые печи загоняли целыми эшелонами… Детей в костры бросали… А сейчас если с немцами разговариваешь – никто ничего не знал, не видел, не подозревал… Никто и ничего.

Ребров невольно покосился на Чехову. Ее прекрасный, словно заледенелый профиль выглядел на фоне разбитого города совершенно неуместным.

Пух из вспоротых перин разлетался по всему дому, и справиться с ним не было никакой возможности. Мелкие перья потом обнаруживались и на втором этаже, и в подвале, и страшно раздражали Чехову во всем и всегда по-немецки аккуратную. Из перин они с племянницей делали подушки и шли с ними на толкучки – меняли на еду. Так получалось выгоднее. В саду вместо цветов посадили капусту и свеклу, но когда они еще вырастут. От настоящего голода спасала известность – солдаты и служащие оккупационной администрации, с которыми приходилось сталкиваться, узнав, кто перед ними, иногда помогали продуктами. Русские дарили водку, сахар или перловку, американцы обычно сигареты. Блок сигарет на черном рынке, где можно было найти почти все, оценивался дороже золота… Ребров, который в первые дни выручал с продуктами, неожиданно пропал и выкручиваться приходилось самой.

Пришла мысль собрать небольшую труппу актеров и ездить со спектаклями по городам…

Она как раз думала о том, кто из оставшихся в живых и не бежавших из Германии актеров согласится рискнуть на такую работу, когда в доме появился фатоватого вида мужчина в шляпе, которую он не подумал даже почему-то снять.