— Нет, не могу!
Около полуночи сторожиха сама постучала в дверь.
— Я занят, не впускай! — крикнул Леонид Петрович.
— Батюшка, да плачут ведь горючими.
— Кто плачет? Впусти!
Вбежала невеста со слезами и упреками:
— Это же я, я… Жестокий, прихожу в третий раз!
— Не нужно слез. Садись и расскажи! — сказал он необычным для себя твердым, приказывающим тоном.
Девушка села, вытерла слезы и приготовилась спокойно, обдуманно сказать, что если он будет так жесток и впредь, она не пойдет за него замуж.
— Говори! Скорей! — торопил он.
— Что это за листы? — заинтересовалась она.
— Взгляни!
— Я ничего не понимаю.
— Нам угрожает голод.
— Кому нам?
— Всему заводу, в том числе и нам — тебе, мне. К утру необходимо придумать меры, как спасти завод и нас.
— Ты делаешь это?
— Это самое. Буду делать до утра.
— И написал бы все, а то я беспокоилась. Думала… Ах, чего только я не думала!..
— Потом расскажешь. Я сделал упущение, извини.
— Тебе, может быть, помочь? — спросила она.
— Да, ты пришла кстати, надо перепечатать вот эти листы.
Невеста скинула шубу, села за ундервуд.
— Итак, мы сидим до утра? — спросила она.
— Не меньше.
— Мама будет волноваться. Напишу ей, сторожиха отнесет писульку.
Так и сделала. Сторожиха, отнеся записку, обоих, и управляющего, и его невесту, застала за работой. Он писал, она трещала машинкой.
— Ваша мама велела сказать… — начала сторожиха.
— Потом, потом, сейчас, видишь, некогда! — перебила ее девушка.
— Она послала ужин.
— Отдай Леониду, я не хочу. К нам никого!
Утром чуть свет ворвался в кабинет Прохор.
— Готово? Сделал? А это кто? — заметил он машинистку.
— Моя невеста.
— Зачем приволок? — пробурчал Прохор.
— Приволок… Иди-ка взгляни! — Леонид Петрович схватил Прохора за руку, подтащил ближе к машинистке. — Она сделала всю эту гору. А теперь уходи на полчаса!
— Придумал?
— Уходи, не мешай, Прохор Егорыч, а то собьюсь и напутаю, — поддержала машинистка Леонида Петровича.
Пришлось советчику уйти.
В семь утра, когда рабочие входили в завод, управляющий выходил из него. Одной рукой он поддерживал усталую невесту, в другой нес бумажный сверток.
По дороге Леонид Петрович остановился у Прохора.
— Теперь можно говорить, все сделано, хлеб должен быть. Вот здесь, — показал он на бумажный сверток.
— Совету придется доложить.
— К девяти собирай, я приду.
План Леонида Петровича сводился к тому, что при заводе необходимо устроить цех, который бы вырабатывал вещи, нужные крестьянину, и на них выменивать хлеб.
— Длинная история, — возражали в Совете.
— Короче не придумаешь. В три дня организуем, а через неделю вывезем несколько вагонов товару и привезем несколько вагонов хлеба.
— Прочитай-ко нам все! — попросил Прохор.
Леонид Петрович читал два часа, некоторые места по нескольку раз, и весь Совет убедился, что его план даст заводу хлеб.
Тут же была составлена особая ударная команда, которой передали план и наказ:
— Немедленно сделать!
И сделали, через неделю отправили в Сибирь сотни ведер, чугунов, медных чайников, лопат, вил, зажигалок, кружек, ламп и еще через неделю получили первый эшелон хлеба.
Этот цех работал до весны, а там закрылся. Закрылся и весь завод, потому что рабочим Бутарского завода пришлось взять винтовки.
Из Сибири и от Оренбургских степей подступили к заводу отряды белогвардейцев.
Они отрезали все пути, по которым Бутарский завод мог получать руду, уголь, хлеб и отправлять железо, чугун, рельсы…
Работала всего только одна вновь открытая ружейная мастерская.
24. СМЕРТЕЛЬНАЯ ЩЕЛЬ
Юшка заметил, что встречь отряду скачет всадник, беспрестанно нахлестывая своего коня, и решил перехватить его. Но этого не потребовалось, всадник, подскакав к Юшке, остановился сам, сорвал с себя кепку, выудил из-за подкладки письмо, подал Юшке.
«К нашему заводу подступили белогвардейцы. Окружают. Выручай!»
Подпись: «Прохор Буренков». И печать Бутарского Совета.
— Ты способен еще сидеть в седле? — спросил Юшка грязного, мокрого, сильно уставшего вестника.
Тот отозвался:
— Я что, ведь не на мне скакали. Вот за коня боюсь.
По сигналу Юшки ему тотчас подвели свежего коня из запасных, и отряд поскакал быстрей. Вестник ехал рядом с Юшкой и рассказывал, что из горных дебрей неожиданно хлынули белогвардейцы. Кавалерия, артиллерия, пехота.