«А то — с почтеньем! Ее, фраги-то, не меньше полбутылки. — Он весело ухмыльнулся Доре. — После Геральда Данилыча осталось: на прошлой неделе приходил к нам».
И без стеснения рассказал щекотливую для меня новость о каком-то инженере с завода, который был влюблен в Дору и уже больше года домогался у нее согласия выйти за него замуж.
«Ей бы сразу дать отказ, так постеснялась, — говорит Карп Зосимыч. — Сослалась, что намерена учиться, а не связывать себя. Вот он и обнадеялся: дескать, кончит институт — и можно поладиться».
Как меня ни задевало то, о чем он рассказывал, но я принуждал себя улыбаться и даже воспользовался случаем испытать Дору:
«Ему не так уж долго осталось ждать?»
Она с укором взглянула на меня и досадно передернула плечиками:
«Очень нужен он мне! Сам навязался на знакомство в летнем кинотеатре: увидел, что место рядом со мной не занято, и подсел. С того вечера и пристает».
«Почему же ты не желаешь в попутчицы ему? — Не отступился я. — Только ли из-за учебы?»
«Учеба ни к чему: ты ведь слышал, что это для отговорки».
«Да разведенец!» — отрезала мать.
«То и главное! — подхватил и Карп Зосимыч. — С ребенком бросил жену-то. А самому уж за тридцать. Говорит: «Не сошлись характером». Ну, — рассуждаем мы с матерью, — если тебе у первой жены характер не пришелся, то и мы для тебя не припасли у нашей дочери подходящего характера. У нас свое воспитанье: она хоть и учительница, а придерживается нашего наставления — не в клубы заглядывать да не в театры, а больше в дом да в хозяйство. То и главное. В кино-то раз сходишь, а к дому-то редкий не привязан на все время. Что бы ни писали и что бы ни говорили про ближайшую жизнь, а свой-то дом надо рубить прочнее клубов да театров. То и главное. — Он приказал жене: — Наливай-ка чаю-то им. За столом разговором не угощают. — Но сам не унимался. — Нет, Геральд Данилыч не годится нам в родню, будь он даже не разженя. Тонка балочка, ненадежна. У него только и разговоров про пляжи да про курорты. И это любит, — пальцем легонько щелкнул Карп Зосимыч по бутылке. — Всегда наведается к нам не пустой, а со своим угощением. Мать отказывается, ну а я и пропущу с ним рюмку для прилику.
Он тоже стесняется при нас поднять больше стакана — вон он, остаток-то, и попадает в буфет».
Глафира Ананьевна подстегнула мужа:
«Скажи-ка, как он про походку-то Доры. Я забыла. А уж больно занятно».
«Мне тоже что-то не упомнить. — Но сам тут же самодовольно улыбнулся и указал на Дору: — У нее-де походка «грандиозней», чем у любой балерины».
Я только слушал да пил чай. А Карп Зосимыч не прерывал рассуждений:
«Мы в городе живем, а не больно заримся на здешних. Мы приверженцы к тому, откуда сами. Нам дорого не званье и не высокий оклад, а воздержанность. Мы теперь не обижаемся на недостаток, а знаем, из чего готовится мурцовка и чем ее хлебают. Вон они, деревянные-то ложки, в кути, в залавке. Еще целы. Геральд Данилыч отродясь не держал такой ложки, а тебе-то приходилось облизывать ее. Через это мы с тобой уж давно в родстве. Да и земляки: одного сельсовета. То и главное!»
Он взял ломтик хлеба да два кружочка колбасы и принялся есть с аппетитом. Но не молчал и при еде.
«Так, значит, ты в колхозе механиком?» — деловито спросил он меня.
Я поскромничал:
«По количеству техники у нас это звание для меня, пожалуй, громковато. Я просто числюсь трактористом широкого профиля».
«Профиля? — переспросил Карп Зосимыч и рассмеялся, глядя на меня словно на несмышленыша. — Слово-то какое, ха-ха!.. чего не придумают».
«Папа! — оговорила его Дора. — Неужели нельзя без иронии? Даже странно».
«Да ведь я, дочка, не от сердца. Ну, сами вникните, к чему мастеровому разные наклейки? Вот я плотник как плотник — без всякого тут профиля».
Мне сделалось неловко, что он уязвил меня и наш порядок, но я без досады объяснил:
«Вы не так понимаете, что значит «широкого профиля». Это вовсе не уловка для простаков, а характеристика специалиста. Я тракторист, но могу работать и на комбайне, и шофером. Могу ремонтировать всякий мотор и любой прицепной инвентарь».
«То и главное! Здесь, на заводе, даже за таких хватаются, кто хоть гвоздь умеет загнуть. А кто с умом да на все руки, того с первого дня зачислят на подходящий разряд. Давай-ка забирай трудовую книжку и все свои бумаги — да и к нам в Затенки. Заживем не хуже инженеров».
Вот когда мне стало понятно, почему я так свойски и прямодушно был встречен родителями Доры: они заранее наметили сделать меня примаком и обратить в свою веру. А я, наоборот, после того как присмотрелся ко всему да прислушался к ним, сам задался целью — немедля вырвать Дору из пагубных стен этого дома. Я едва проглотил застрявший было в горле кусочек пирога и сказал Карпу Зосимычу: