— Что вы хотите этим сказать? — пролепетал он.
— Только то, что я не думаю, чтобы воспитанный человек вашего общества мог отказать мне в моем маленьком капризе!
— Позвольте, княгиня…
— Я знаю, что вы хотите мне сказать: про этот сувенир знают, не правда ли? Могут изумиться его исчезновению. Вы разве обязаны отчетом, барон?
Варенгаузен хотел спрятать ленточку, но она выпала из его дрожащих рук. Княгиня с быстротой молнии подняла ее и, свободной рукой протянув ему розу, сказала:
— Видите: она уже у меня и по праву победителя я вам ее не отдам. Возьмите розу взамен, — это фантазия женщины!
— Бог мой! — ответил барон дрожащим голосом. — Если она уже у вас?.. Но я не понимаю, зачем она вам?
— Зачем-нибудь да нужна.
— Я вижу, что, действительно… что хочет женщина…
— Того хочет дьявол, не правда ли? Но я хочу еще большого: дайте мне розу!
Она взяла розу из его покорных рук и, переломив длинный стебель пополам, отдала цветок ему, оставив стебель себе:
— Это будет мне воспоминанием, что, хотя на минуту, а все-таки я одержала над вами победу.
— Княгиня, на стебле, который у вас — кровь. Вы оцарапались?
— Я? нет… Не все ли равно? Я вам отдала лучшую часть. Посмотрите, какая женщина: дарит розу и оставляет себе шипы!
Барон медленно вдел в петлицу своего фрака фатальную розу, не отдавая себе отчета в том, что делает.
За трельяжем раздался тихий стон.
— Что это такое? — спросила княгиня с прекрасно разыгранным удивлением.
Барон бросился за трельяж и остолбенел при виде бледной Таты.
— Княгиня… Посмотрите!.. Ах, бедная девушка!.. Несчастье, обморок! Посмотрите!..
— Скорее бегите за Анной Борисовной, — найдите доктора! Я останусь здесь с бедняжкой. Скорее, барон!
Но барону не пришлось долго искать Анну Борисовну. Она, заметив наконец отсутствие внучки и побывав уже почти везде, обеспокоенная, направилась к салону. Нашелся и доктор, который сейчас же распорядился перенести бесчувственную Тату в ее комнату. Печальная новость о внезапном нездоровье молодой хозяйки быстро разнеслась по всему дому и смущенные гости стали собираться домой. Веселый бал кончился печально, разъезд совсем не походил на давешний оживленный съезд.
К Варенгаузену подошла его жена.
— Борис, где ты был столько времени?
— Я? Здесь, с княгиней.
Джординеско, не отпускавшая до сих пор своего кавалера, прибавила в свою очередь:
— Графиня просила барона не оставлять меня одну; я здесь никого не знаю. Барон был так любезен…
— Мы едем? — нервно спросил барон.
— Я тебя разыскиваю уже полчаса, — с легким неудовольствием ответила баронесса.
Они церемонно раскланялись с княгиней и направились к выходу. Джординеско в отдалении следовала за ними, не сводя глаз с молодого барона.
Баронесса заметила цветок в петлице своего мужа.
— Кто это тебя украсил? — спросила она не без удивления.
Присутствие молодой жены вернуло барону все его хладнокровие. Он посмотрел на розу, вынул ее из петлицы и сказал:
— Это? Это ни к чему!
И, пропустив вперед жену, он бросил цветок на паркет и нервно растоптал его ногой.
Мрачный взгляд Джординеско следил за этой сценой. Улыбка чуть тронула губы княгини. Она прошептала:
— Глупый!.. Он думает, что это победа!
III
Несколько дней спустя по городу разнесся слух, что молодая Репина скончалась. Одним прекрасным молодым созданием стало на свете меньше. Одной богатой невестой в Петербурге убавилось.
Эта смерть, может быть, прошла бы незамеченной в сутолоке огромного петербургского света. Но обстоятельства смерти были не совсем обычны и толкам и пересудам не было конца. Бедная Тата так и не приходила в сознание; медицинские светила стали в тупик перед странной болезнью и не смогли оказать ни малейшей помощи. Органических перемен не было никаких: полная сил девушка впала в обморок, какой-то продолжительный сон, и так и угасла, не приходя в себя.
Тата умерла рано утром.
В полдень, после первой панихиды, Анне Борисовне сделалось совсем плохо. Она совершенно обессилела от горя и слез. Она лежала у себя в будуаре, плохо сознавая окружающее, с припухшими от слез глазами, с поникшей головой, которую, как ей казалось, точно стягивал какой-то тяжелый обруч. Он не позволял ей ни на чем сосредоточиться, ни о чем подумать. Ее не вывел из апатии даже доклад дворецкого о том, что покойница уже тронулась и предполагают заморозить труп. Она только досадливо отмахнулась рукой: