— Я так поражен происшествиями сегодняшней ночи, — сказал он, — что никак не могу собраться с мыслями. Что это, во сне или наяву? Не сошел ли я с ума? Пока еще, кажется, нет. Если бы пришлось начать все сызнова, я, пожалуй, не выдержал бы… Но мне все-таки хочется последнего разъяснения.
— Спрашивайте.
— Скажите: ведь теперь должен был произойти второй выход астрала из тела и опять астральная сущность и… дух… не бедная Тата, но Лемурия, должен был испытать это страшное разделение. Ведь это очень жестоко… Во второй раз!
— Несомненно, — ответил Фадлан. — Но второе освобождение астрала должно было произойти несравненно быстрее, чем первое. Огонь, уничтоживши физическое тело, в несколько секунд освободил астральное и, таким образом, Лемурия боролась очень недолго и сейчас же сознала саму себя.
— Но стуки, доктор?
— Видите ли: она хотела нас уничтожить, но мы счастливо избегли смерти, прибегнув к хитрости. Но, конечно, она умерла с желанием привести в исполнение свою угрозу. Она могла попробовать сделать это и после своей физической смерти, действуя на нас своим астральным влиянием. Тут она встретилась с неожиданным препятствием: я огражден от действия астрала, дорогой мой доктор, до тех пор, пока сам не захочу подвергнуться этому действию. А вы, друг мой, находитесь под моей охраной. Так вот, столкнувшись с препятствием, астральное воздействие получило обратный толчок… Вот что значили эти стуки.
— Но она не очень страдала? — спросил Моравский, внутренне содрогаясь.
— Очень мало, — подтвердил Фадлан. — Не более секунды. Астрал освободился почти сейчас же при втором выходе.
Он помолчал немного.
— Этот опыт, не совсем удачный, вас поражает, дорогой профессор, — снова заговорил он. — Но что вы скажете о дальнейшем? Несомненно, психическое существо Таты, ее настоящая личность не будут нам возвращены никогда. А между тем, мне кажется, что она могла бы снова возродиться на земле — и не захотела… А теперь проследите за моим рассуждением. Злобное существо, завладевшее ее телом, поставило меня в необходимость уничтожить это тело. Но это не значит, что мы не можем идти дальше в том же направлении. Мы не вызовем реальной личности, но восстановим только форму. Мы будем иметь в основании нового опыта ничтожные остатки астрального тока, нечто аналогичное тому пеплу, который остывает сейчас в урне. Каждое зерно этого пепла содержит в себе часть эфирной субстанции, так что мы можем овладеть до некоторой степени, выражаясь грубо, как бы щепоткой эфирных частиц души, которые остается только сочетать известным путем, чтобы восстановить жизнь. Подобно тому, как мы можем, смешав пепел с водой, сформировать из полученной массы статуэтку, похожую на покойную Тату или на кого угодно, так точно можно из полученной флюидической массы материализовать изображение этой прелестной девушки. А получив это изображение, можно будет оживить его — вы понимаете?.. Это будет, так сказать, одухотворенная и переведенная в нашу действительную жизнь, в нашу земную жизнь, оживленная материализация…
Моравский с удивлением смотрел на Фадлана, совершенно подавленный его неисчерпаемой энергией и волей.
— Не думаю, чтобы вы приняли участие в моем новом опыте, дорогой профессор, — продолжал Фадлан. — Он будет, несомненно, гораздо поразительнее того, что вы видели, а вы уже и теперь совсем расстроены. Во всяком случае, наша работа на сегодня окончена. Я не могу признать опыт удачным. Кто знает, какие последствия его ожидают нас в будущем и как отразятся они на ходе дальнейших работ? А работы еще много, я не вижу ей конца. Но меня утешает то, что есть и положительный результат, я убедился, что… несчастная Тата стала жертвой той дамы, отвратительной Джординеско, я не ошибся! Помните, коллега, что говорил я вам о вампирах? Вот тогда вы мне не поверили; ну, а теперь? Придется побороться, может быть, даже умереть… Ну что ж, война так война, поборемся!
Он тряхнул плечами, точно приняв какое-то решение.
— Но все же опыт наш неудачен; было очень много неожиданностей.
Он помолчал, как бы собираясь с мыслями.
— Чего я не могу себе простить, так это то, что я упустил лярву. Это очень неосторожно. Бедный мой профессор, я думаю, вы и до сих пор еще не пришли в себя, все еще как во сне? Ну, — баста! Трудовая ночь кончена… Да и настоящая ночь, пожалуй, прошла. Лампады наши давно погасли, с ними ушли все ужасы, а?