Аврора встала.
— Доктор, — сказала она холодно, — я вам скажу совершенно откровенно. Вы еще не выступали против меня. Но кто поручится мне за то, что завтра вы не нападете на меня? И вот тогда, когда я буду от вас защищаться, вы признаете, что я поступила благоразумно, сохранив немного вашей крови в качестве защиты от вас.
Фадлан улыбнулся.
— Это шутка, княгиня! Что вы будете делать с моей кровью?
Но Аврора, блеснув глазами, подняла с угрожающим жестом свои прекрасные руки и проговорила:
— Ибн Фадлан, ты принимаешь меня за новичка в черных знаниях? Или хочешь ты усыпить мою бдительность? Клянусь великой безымянной силой, клянусь могучей нездешней силой, которой действуем мы оба, но только в разных направлениях… клянусь, что если несчастье — обоюдное несчастье — хочет, чтобы я тебя встретила поперек своей дороги, твоя кровь свяжет наши жизни и зло, которое ты нашлешь на меня, возвратится сторицей тебе! Понял ли ты?
— Несчастная женщина, — ответил Фадлан с глубокой грустью в голосе, — вы очень ошибаетесь! Я повторяю вам еще раз: я приехал сюда, чтобы учиться, а не действовать.
— В таком случае, я не буду заклинать твою кровь. Верь моему обещанию, как я верю твоей искренности!
— Хорошо, княгиня. Но берегитесь предпринимать что-либо против меня или против тех, кого я люблю, потому что в этом случае…
Аврора вспыхнула и прервала угрожающую речь Фадлана.
— Потому что в этом случае я должна буду пойти против твоей силы? Пускай! Но тогда заговор твоей крови мне поможет, и, если твои заклинания могущественны и твой знак силен, то знай, что ты будешь их первой жертвой.
— Без угроз, княгиня! Маг не должен отступать перед опасностью на дороге, по которой посылает его Благо… До свидания, княгиня.
— До свидания, Ибн Фадлан, искренне желаю нам обоим, чтобы наши дороги разошлись!
Они в последний раз обменялись взглядами: глаза княгини горели угрожающим пламенем, глаза Фадлана выражали холодную решимость — и доктор вышел из будуара Джординеско.
Аврора вернулась на свой диван, бормоча:
— Ну вот, я тебя предупредила, Фадлан! Ты служитель добра — и, конечно, гораздо сильнее меня; но теперь наши шансы уравновесились; у меня твоя кровь. Я ею воспользуюсь, и ты теперь знаешь, что заплатишь своей жизнью за мою… Впрочем, что меня беспокоит? Что может стать между нами? Ни он, ни я никого не знаем в этом огромном городе… Тот человек? Но Фадлан не станет его защищать, он даже не подозревает о его существовании!
Она задумалась. Потом, вскочив с дивана, гневно проговорила:
— Что это значит? Почему он не идет?
Она подошла к камину, около которого на круглом столике стоял изящный серебряный кофейник. Маленькая спиртовая лампочка грела кофе и синий огонек ее отражался в тонком фарфоре китайских чашек.
Аврора сняла крышку; из кофейника поднялся теплый и душистый пар.
Она протянула левую руку и начертала указательным пальцем в теплом паре пятиконечную звезду острием вниз и тихо прошептала заклинание.
— Шеваиот, посвящаю тебе это питье: претвори его в напиток зла. И да вольет он нечистую страсть в тело, забвение в душу, и верные твои да восхвалят твое могущество… Шеваиот!.. Шеваиот!.. Шеваиот!..
Дверь снова скрипнула и в будуар вошел барон Варенгаузен, распространяя вокруг себя запах тонких духов.
— Княгиня?
Джординеско протянула ему руку.
— Добро пожаловать, барон… Я вас ждала.
Варенгаузен изумился.
— Вы меня ожидали?
Аврора улыбнулась.
— Да… Предчувствие! Садитесь, барон, вот сюда, на кресло.
Он сел против нее, в то самое кресло, где так недавно сидел Фадлан.
— Вы меня ждали? Предчувствие? Как это странно!
— Странно?
— Да! Может быть, я покажусь вам смешным, но… какая-то сила влекла меня сюда, и я не мог ей не подчиниться.
Он замолчал. Она загадочно улыбалась, плотоядно оглядывая Варенгаузена с головы до ног.
— Ну что же, барон, — сказала Аврора, — вы не знаете, как называется эта сила? Неужели я должна сказать вам ее название?
— Я вас не понимаю, — смешался барон.
— Храбрее, барон, храбрее!
Она снова улыбнулась.
— Ее имя хорошо известно. Эта сила, которой, как вы говорите, вы бессознательно подчинились, эта сила влечет молодость к молодости, мечту к мечте…
— Княгиня! — еще более смешался Варенгаузен.
Он посмотрел было на нее, но сейчас же опустил глаза: ее острый взгляд проник до глубины его души. Но княгиня еще раз улыбнулась, но на этот раз нежно и меланхолически, и продолжала: