Вдруг некрасивая девушка снова вывернула губу. Глаза ее сверлили миссис Терпин, точно два сверла. Теперь уже сомнения не было: взгляд ее выражал что-то очень важное.
«Да что ж это,— воскликнула про себя миссис Терпин,— я ведь не сделала тебе ничего дурного!» Может, девушка с кем-то ее спутала? Все равно это не резон позволять, чтобы тебя запугивали.
— Вы, верно, учитесь в колледже? — храбро спросила миссис Терпин, глядя в глаза девушке. — Вон книгу читаете.
Девушка по-прежнему смотрела на нее в упор и явно не собиралась отвечать. Мать покраснела.
— К тебе обращаются, Мэри Грейс, — вполголоса сказала она.
— Не глухая, слышу, — ответила Мэри Грейс. Бедная мать снова залилась краской.
— Мэри Грейс учится в Уэллслейском колледже, — сказала она, крутя пуговицу на платье. — Это в штате Массачусетс, — добавила она, слегка сморщив нос. — Она и летом продолжает заниматься. Читает целыми днями, настоящий книжный червь. Она у них в Уэллсли одна из лучших студенток, изучает и английскую литературу, и математику, и историю, и психологию, и социологию, — щебетала дама. — По-моему, это слишком уж много. По-моему, ей нужно побольше отдыхать и развлекаться.
Наверное, девушка с удовольствием вышвырнула бы их всех в окно, такое у нее было выражение.
— На Севере, значит, учится, — сказала миссис Терпин, а про себя подумала, что вести себя ее там не научили.
— Мне с ним даже легче, когда он болеет, — сказала мать мальчика, снова привлекая к себе внимание. — Со здоровым с ним никакого сладу нет. Некоторые дети так устроены, что с ними нет сладу. Некоторые всех изводят больные, а с моим все наоборот. Заболел — и золото, а не ребенок. Сейчас-то он как раз здоров, это я пришла к доктору.
«Если кого и стоит отправить в Африку, — подумала миссис Терпин, — так это таких, как ты, милая».
— Да, что говорить, — сказала она вслух, но глядя в потолок, — есть кое-кто и похуже негров.
«И грязней, чем свиньи», — добавила она про себя.
— По-моему, самого большого сожаления заслуживают люди с тяжелым характером, — сказала симпатичная дама, и голос ее дрогнул.
— Слава богу, что у меня характер легкий, — сказала миссис Терпин. — Не было в моей жизни дня, чтобы я прожила без смеха.
— Во всяком случае, с тех пор, как вышла замуж, — с комически серьезным видом сказал Клод.
Все, кроме девушки и неряхи, засмеялись. У миссис Терпин заколыхался живот.
— Он у меня такой чудила, — сказала она, — и не хочешь, да будешь смеяться.
Девушка громко зарычала. У матери сжались губы.
— По-моему, нет на свете ничего страшнее неблагодарности, — сказала она. — Когда имеют все и ничего не ценят. Я знаю одну девушку, — продолжала она, — родители не отказывают ей ни в чем, младший братишка ее обожает, она учится в колледже, носит самые дорогие вещи, но никогда не улыбнется и не скажет никому доброго слова, вечно ходит недовольная и злая.
— А если ее отшлепать? — спросил Клод. — Или она уж вышла из того возраста?
Девушка побагровела.
— Да,— сказала дама,— придется, видно, махнуть на нее рукой, пусть делает что хочет. Когда-нибудь она поймет, но будет поздно.
— Не бог весть какой тяжелый труд улыбнуться, — сказала миссис Терпин, — а как улыбка красит жизнь.
— Еще бы, — печально сказала дама, — но ведь есть люди, которым ничего не скажешь. Они не желают тебя слушать.
— В чем меня не упрекнешь, — с чувством сказала миссис Терпин, — так это в неблагодарности. Когда я думаю, какой меня мог создать Господь и какой создал и сколько Он мне всего дал — всего-всего понемногу и даже легкий характер в придачу, мне хочется крикнуть: «Благодарю Тебя, Господи!» — А вдруг бы ничего этого у нее не было? Например, Клод мог бы достаться какой-нибудь другой женщине, а достался ей. При этой мысли она почувствовала такой прилив благодарности, такую жгучую, не вмещающуюся в сердце радость, что не удержалась и воскликнула: — Благодарю Тебя, Господи, благодарю!
Книга ударила миссис Терпин в лоб. Она почувствовала удар в то же мгновенье, как сообразила, что девушка на нее замахнулась. И не успела даже раскрыть рта: страшное лицо с воем ринулось на нее через столик, и пальцы девушки, словно когти, впились в ее мягкую шею. Мать взвизгнула, раздался громкий крик Клода. «Все, началось землетрясение», — решила миссис Терпин.