С первого момента широко задуманной работы стал ощущаться крайний недостаток в людях. Тогда (ноябрь []19 г.) было решено Особым отделом делегировать меня в центр, [в] ВЧК, ЦК РКП, ЦБ СМ и другие советские организации, «для сбора» соответствующих людей. К тому времени Центральное бюро Союза максималистов вело кое-какие переговоры (автономная группа максималистов: Сундуков и друг[ие]) на предмет организации террористической работы в тылу у белых. Тогдашний политический момент был таков, что применение актов индивидуального террора к главарям Деникинской контрреволюции считалось крайне целесообразным даже коммунистическими руководителями разведота и Особого отдела 13 армии.
Когда, по приведенному выше поручению, я обратился в ЦБ СМ с предложением откомандировать в распоряжение Особого и разведывательного отдела 13 армии из среды максималистов нескольких боевиков для посылки их в тыл, ЦБ указало мне на группу Сундукова. Было устроено с этой группой два-три совещание, на которых было решено, что объектом террористических действий группа намечает Деникина и что, получая средства боевого и конспиративного снаряжения от разведывательного отдела 13 армии, всецело ему подчиняется. Тем не менее, если бы ей удалось выполнить то или иное террористическое дело в тылу белых, политически фигурирует в качестве максималистской группы.
Вот точный характер тех организаций, тех Боевых групп, о которых Вы меня запросили. Но сделать что-либо конкретное не удалось, ибо Сундуков и друг[ие] предъявили такие материальные и технические требования, которые не только были крайне чрезмерны, но еще казались и подозрительными. Поэтому ЦБ прекратило всякие разговоры с Сундуковым…».
Упоминаемый здесь Дмитрий Сундуков, происходивший из тульских мещан, бывший рабочий-металлист, был в прошлом видным деятелем левоэсеровской и максималистской организаций в Туле в 1918–1919 гг. Из других источников следует, что максималисты отправили одну их групп в тыл к адмиралу А.В. Колчаку и оказывали содействие своими людьми левым эсерам (в первую очередь, боевой группе И.К. Каховской) в плане подготовки покушения на А.И. Деникина.
Осталось ответить на вопросы о том, кто такой был пресловутый «Тишко» и как на самом деле складывалась личная жизнь Я.Г. Блюмкина. По моему предположению, Тишко или иначе «Тишка» – это и был сам Пашутинский. Он не раз упоминается в источниках левоэсеровского происхождения. Укажу для примера на два упоминания. Например, газета «Борьба», помещая некролог известному деятелю борьбистов В.А. Козлову, делегированному украинским ЦК для партийной работы в Крым и действовавшего в Симферополе и Севастополе под фамилией В.Н. Крылова, арестованного на заседании подпольного Повстанческого штаба и затем расстрелянному белыми, выдвигала версию: «По всем данным, пока еще не проверенным, В.Н. в Севастополе был выдан известным провокатором Тишко <…>»19. А московские центральные «Известия» в апреле 1920 г. напечатали письмо об отходе от партии некоего левого эсера «Сени» в ЦК УПЛСР. (Автором этого письма был Семен Лавров – в начале 1918 г. член Николаевского Совета, при вступлении немцев в Украину начальник подрывной команды, при Скоропадском и Петлюре член Центрального Повстанческого штаба левых эсеров, в конце 1918 г. начальник партийной дружины при взятии Харькова, возглавлявший с августа 1919 г. Военный отдел при ЦК УПЛСР (б), в 1920 г. член Одесского губкома партии борьбистов и редколлегии газеты «Борьба» в Одессе.) Он, в частности, указывал: «<…> Если террористические акты поручаются теперь наспех, между прочим, и при том лицам, не удовлетворяющим ни одному из требований, предъявляемых к террористу, лицам аморальным, могущим в будущем нам дать еще худших Блюмкиных (я говорю о вторичных выстрелах в Блюмкина, об одном из стреляющих, о тов. Тишке), – не предел ли это? Падает грань между уголовщиной и террором. Разве не святотатством, не кощунством веет от сопоставления, скажем с Борисом Донским <…>»20.
Думается, что репортер «Правды» мог просто спутать кличку и фамилию, превратив одного человека в двух. По крайней мере, обращает на себя внимание то, что Блюмкин ни о каком отдельном «Тишко» или «Тишке» нигде не пишет. Но вся эта история, несомненно, еще требует более досконального изучения в украинских архивах. Тем более, что дело в отношении Арабаджи, Соркиной и некоего Гамзы было выделено на процессе в Харькове в 1922 г. в отдельное производство, а в списках репрессированных одесситов значится Иван Леонтьевич Мартыновский, т. е. приписываемое Пашутинскому фальшивое имя.