И вот на такую Войну собрался Роман Сергеев, молодой еще человек двадцати восьми лет, среднего роста, крепкого телосложения, но уже с приличным лишним весом и тяжелой одышкой. Лицо у Романа и в молодости, когда он еще был относительно стройным, не отличалось особой красотой — ну может чуть выше среднего, однако проблем в том, чтобы найти себе подругу, он никогда не испытывал. Сейчас же лицо его заметно округлилось, появились щеки, подбородок, глаза стали казаться слишком маленькими и глубоко посаженными, да и волосы уже были какими-то жиденькими, которые он стриг коротким ежиком. Глядя на Романа, трудно было представить себе такого кабанчика в качестве воина на поле боя, из-за чего казался странным его выбор такого жизненного пути. Ну разве что он решил таким способом поправить свое здоровье!
И вот поезд остановился на жд-вокзале, после чего Роман вышел на небольшую площадь, где обычно ожидали своих клиентов таксисты и частные извозчики, и начал искать того среди них, кто согласится отвезти его в Гольцово — глухомань, которую далеко не всякий «бомбер» и знал-то. Наконец нашелся один мужичок, соблазнившийся приличными деньгами, предлагаемыми ему Романом. Роман знал, что в такое место мало кто согласится поехать, поэтому с самого начала был готов платить значительную сумму, что его совсем не напрягало. И не потому что он был богат — просто деньги за последний год для него постепенно потеряли свое былое значение.
Когда приехали на место, Роман попросил подождать водителя, так как еще в городе предупредил, что возможно поедет с ним обратно. Ему нужно было удостовериться, что Горыныч еще жив и никуда не уехал. К счастью, дед здравствовал и по-прежнему обитал в своей хибаре, которая больше походила на сарай, чем на дом.
— Горыныч, привет! Рад тебя видеть живым и здоровым.
— Какой я тебе Горыныч, хрен ты моржовый! И с каких это пор мы с тобой на ты, а, морда поросячья?
— Горыныч, подожди, я машину отпущу, а то я боялся, что не застану тебя, — сказал Роман и выскочил наружу.
Расплатившись, он вернулся обратно. Горынычу было немного за 60, но выглядел он лет на пять старше из-за своей худобы. На его сухой и жилистой фигуре среднего роста почти не было жира, из-за чего кожа была покрыта большим количеством морщин и складок, старивших внешне мужчину. Однако для своего возраста он все еще был крепким и подвижным дедком, если бы не его ранения, некоторые из которых оказались довольно серьезными. Из-за одной такой травмы Горыныч сильно хромал и не очень быстро бегал. Лицо у Горыныча было костистым и выразительным, но не сказать чтобы красивым. Глазами он чем-то напоминал хищную птицу - быстро переводил взгляд с одного объекта на другой и замирал на пару секунд, настолько пристально разглядывая все, что видел, словно просвечивая его рентгеном.
— Так ты что, не узнаешь меня, старый хрыч?
— Ромка, что ли?
— Блин, я думал меня такого и мать родная не узнает, а у тебя все-таки глаз-алмаз!
— И что ж с тобой случилось нехорошего, что ты превратился в такого кабанчика?
— Ща расскажу, не торопись. Я к тебе с ночевкой приехал, так что успеем все и рассказать, и обсудить. Найдется место, где переночевать? Я заплачу, если надо будет к кому-нибудь идти.
— Да не боись, найду я тебе место, где ты сможешь бросить свои жирные кости. Жрать-то будешь?
— Не отказался бы. Может в магазин сходить за чем-либо?
— Есть у меня все, если ты, конечно, за эти годы деликатесами себя не избаловал.
— Не, я так и живу на простой еде, к которой ты меня приучал.
— Ну тогда рассказывай, где ты свое молодое здоровье растерял-то.
— Блин, Горыныч, ты знаешь, вот года три назад я еще был парень хоть куда, а потом как понеслось: то ковид, то грипп какой-нибудь свинячий, потом новый ковид и т.д., и т.п. За три года я пять или шесть раз переболел всеми этими вирусными делами и просел по здоровью чуть ли не в ноль! Легкие практически не работают — если мне надо пробежать 50 метров к автобусной остановке, то в салон автобуса я заползу на последнем издыхании и буду умирать, пока не проеду 3-4 прогона. Волосы почти по всей голове выпали. Оглох на полтора уха — видишь в правом ухе аппарат? Потому что оно еще хоть как-то слышит, а левое можно отрезать и в мусорку выбросить. Вес растет как на дрожжах, а как только начинаю сдерживать себя в еде, мой ЖКТ просто с ума сходит — хоть иди на кладбище и самозакапывайся. В общем, Егорыч, я за три года превратился в развалину и доходягу. Одно могу сказать точно: жизни впереди у меня нет никакой, потому как таким жить — это не жить, а доживать. Причем доживать тоскливо и безрадостно.