Мы наваливаемся на овсянку. До чего же вкусна эта каша, такая непривлекательная на вид!
—Что ж без хлеба-то? Уже съели, нe дождавшись? Пойду попробую попросить вам добавки. Повариха сегодня добрая — письмо от мужа получила.
С добавкой мы расправляемся так же быстро. Добрейшая тетя Сима не обделила и Гошку. Он лениво ковыряется ложкой в тарелке. Видно, что овсянка не лезет ему в горло, но он все-таки пропихивает ее в рот, ложку за ложкой.
— Я пойду, — говорит Сашка, — а ты потолкуй с этим симулянтом. Может, через него консервов на дорогу можно достать.
— Чего ты с ним водишься? — кивая на удаляющегося Воронка, спрашивает меня Сенькин. — Он же псих ненормальный. Я вот подговорю кое-кого — ему зададут перцу.
— Стоит ли? — небрежно спрашиваю я.
— Да за эту пощечину его убить мало!
— У него же отец — командир дивизии. Чуть тронь Сашку — и тебя мигом законвертуют за тридевять земель, — добросердечно сообщаю я.
— Вот оно что! А я и не знал. Спасибо, что предупредил.
— Всегда рад услужить хорошему человеку...
— То-то ты с ним водишься. Пахан небось посылки ему присылает?
— А как же — каждую неделю по две штуки.
— Вот жизнь-то! То-то ему наш пролетарский хлебушек не по вкусу. А в карман-то как незаметно залез ко мне? Сын комдива называется! И как только я руки его не почувствовал...
Пробую заговорить о консервах, но Гошка сразу замолкает. Нет, первого встречного он не посвятит в свои рыночные махинации...
Придется пока запасать только сухарики. Для меня это не внове. Недавно я решил накопить денег на часы. Продавал свой хлеб. Через две недели у меня собралась порядочная сумма. По дороге на рынок, где я собирался прицениться к часам, мне встретилась пухлощекая гражданка. Прямо-таки довоенная гражданка. У нее в авоське лежала увесистая буханка. При виде этой буханки я начал глотать слюнки. Условный рефлекс, открытый академиком Павловым. Попробуйте недоедать две недели, и вы увидите, что я не вру.
Гражданка доверительно сказала:
— Сынок, хлеб не купишь? Еще теплый — прямо с хлебозавода.
Я пощупал хлеб сквозь авоську. Он действительно был теплый. Только-только вынули его из печки. Такой хлебушек нам есть не доводилось.
— Сколько? — сглотнув слюну, спросил я.
Гражданка сказала. Именно такая сумма лежала у меня в кармане гимнастерки. Я подумал, что часы все же вещь несъедобная. Ну, тикают. Ну, показывают точное время. Так у нас в цехе есть огромные часы. И в общежитии тоже. Стоит ли, как говорится, выбрасывать деньги на ветер? Да и хватит ли их на часы? Может, целесообразнее купить этот хлеб? Желудок мой склонялся ко второму варианту, а разум подсказывал, что вряд ли я накоплю еще раз столько денег. Голодовка все же есть голодовка. И переносить ее, особенно в четырнадцать лет, когда клетки, как назло, растут бурно и знай себе требуют всяких там калорий, нелегко.
— Дороговато, — сказал я тетке и равнодушно отвернулся в сторону.
Но эта буханка, наверное, была намагничена не меньше всей Курской аномалии. Металлические пуговицы моей шинели поворачивало к буханке мимо моей воли. Желудок ворчал что-то неразборчивое, вступая в пререкания с рассудком. Гражданка и не подозревала об этой перебранке, о буре, бушующей в моем пустом животе.
— Уступлю десяточку, — сказала гражданочка.
И разум отступил. Я отдал деньги и небрежно сказал:
— Можете не проверять. Без обмана.
— Копеечка счет любит, — сказала гражданка. Она трижды пересчитала мои замусоленные деньги и только тогда отдала мне буханку, воровато оглянувшись по сторонам.
Я пришел в общежитие и водрузил буханку на стол. Мы втроем навалились на нее, как сто проголодавшихся волков.
Вскоре от буханки остался один запах. Он витал в комнате, где мы так геройски разделались с буханкой. Даже не хотелось уходить из комнаты.
— Понятно, — ковыряя спичкой в зубах, сказал Воронок, — толкучка была закрыта на учет и часов ты не купил.
Это было совсем недавно, а сейчас мы с Воронком вдвоем стали экономить хлеб. Но есть-то нам хотелось.
— Будем ходить в театры, — многозначительно сказал Воронок.
Я удивился. В зрачках моих появились вопросительные знаки.
— Чудак, — сказал Сашка, — в театральных буфетах иногда продают какие-то загадочные изделия из сои. Без карточек, но вроде бы съедобные. В общем, положись на меня. Я все разведаю. Куплю билеты только туда, где пахнет съедобным. А о репертуаре станем думать в мирное время. Возражений нет?
— Нет, — сказал я.
Приобщиться к искусству всегда полезно. Даже если тебя толкает на это корыстная цель.