Я допишу это стихотворение о родине. Я прочту его Ивану Михайловичу. Пусть он знает, что и я не сбоку припека. А то небось думает, что в компании Мишки и Воронка я всего-навсего третий лишний...
— Замечтался? — Сашка толкнул меня локтем в бок.
— Понимаешь, думал о смысле жизни...
— Фи-ло-соф! Как бы нам с тобой, философ, выпросить у тети Симы по второй порции щей? Что-то после этого благородного кофе аппетит у меня разыгрался зверский. А ночью вкалывать предстоит.
Глава тринадцатая
УТРО ВЕЧЕРА МУДРЕНЕЕ
В ночную работать трудно. Сам не заметишь, как задремлешь над станком, особенно если днем не удалось выспаться.
Борода говорил нам. что до войны подростки не работали в ночных сменах. Но сейчас — война. Станки не могут простаивать. Фронту нужны снаряды.
Не сразу мы привыкли к ночной. В первое время Борода то и дело находил своих спящих питомцев в самых неожиданных местах. Гошка Сенькин, например, старался устроиться с комфортом. Он залезал на верхнюю полку в инструментальной кладовой, клал под голову шинель и начинал задавать храпака. Храпел он с присвистом, с бульканьем.
По этому храпу мастер находил его безошибочно. Борода взбирался по лесенке и тормошил его.
— А? Что? Уже на завтрак? — спрашивал Гошка спросонья.
— Слезайте, ваша остановка, — говорил Борода.
Узнав мастера, Гошка брюзжал:
— Так у меня же станок испорчен. Не тянет. А починить некому.
— Уже починили. Давай, давай, Сенькин. Сам знаешь — прохлаждаться не время.
— О-хо-хо... — Гошка зевал так, что трещали скулы, и плелся на свое рабочее место.
— Эй, стахановец, — кричал ему вслед Воронок, — сколько обедов навернул во сне? С такими, как ты, навоюешь.
— Видали мы таких патриотов, — сонно отвечал Гошка, а сам уже придумывал, куда бы ему еще забраться поспать, чтобы мастер ни за что не обнаружил. Но предательский храп подводил Сенькина всюду. Даже в уборной, где, конечно, особого комфорта не было, но зато стояла сравнительная тишина.
Юрка Хлопотнов прятаться не умел и не хотел. Он засыпал внезапно, сраженный сном, словно пулей, прямо у станка. Подушкой служила подставка, периной — металлические стружки. Борода накрывал его шинелью и останавливал станок. Проснувшись, Юрка очень смущался и торопливо хватался за болванку.
— И как это я? — виновато бормотал он.
После сна лицо у Юрки было розовым, как у младенца. На нежной щеке оставались рубцы от подставки, в волосах запутывалась стружка.
— С добрым утром, Юрий Тимофеевич! — радостно и благожелательно орал Сашка Воронок.
— С добрым утром, — вежливо отвечал Юрка, и лицо его мгновенно заливалось краской.
Помню, как сам я «запорол» деталь. Мне казалось, что я вовсе и не сплю, что глаза мои прекрасно все видят. И вдруг — скрежет металла, резкий удар резца о вращающиеся кулачки и встревоженный голос Воронка:
— Проснись, Лешка!
Но так было только на первых порах. Через месяц мы работали в ночной не хуже, чем днем. Сашка Воронок даже находил в работе ночью особенный героизм.
— Представляешь, — говорил он мне, — все спят. Спят дети, старики. Спят в окопах бойцы на фронте. А утром — снова бой. Снова нужны снаряды. А вот мы не спим. Мы спешим сделать их побольше. Чтобы не было заминки в бою. Здорово?
— Здорово! — соглашался я.
Если у Воронка выходил из строя станок, он бегал консультироваться по поводу поломки и к Мишке, и к Андрейке, и к самому Бороде. Вот и в этот раз у его станка собрался «консилиум» .
— До утра ничего не сделать, — сказал мастер, — придется дожидаться слесарей. Дежурный, как на грех, заболел.
— Везет людям, — сказал Гошка.
— Ложись поспи, — предложил мастер Воронку.
— Так тебе этот лунатик и заснет, — шепнул мне Сенькин, — пойдет сейчас бродить по крышам.
Сашка действительно исчез. Я подумал, что он прикорнул где-нибудь. Но Воронок, оказывается, и не думал спать. Сашка дышал во дворе свежим воздухом и посматривал в окно столовой на поваров, хлопочущих над котлами. Он пытался догадаться по запаху, доносившемуся из форточки, что они готовят на завтрак. Его чуткий нос уловил аромат разварившейся овсянки. Сашка уже хотел вернуться в мастерскую, как увидел выходившего из столовой кладовщика Михеева. Под мышкой у кладовщика был увесистый сверток. Михеев посмотрел налево и направо, но не заметил Сашку, притаившегося за дверью. Кладовщик подошел к большой куче металлической стружки и быстренько спрятал в ней сверток. Потом опять возвратился в столовую, снова поглядев налево и направо.