— Что же получается? Выходит, мы спекульнем мясом, которое полагается нашим ребятам? Ведь кладовщик у нас его украл. Или я чего не понимаю?
Мы с Воронком призадумались. Юрка, пожалуй, был прав.
— Так он же все равно продал бы мясо, — неуверенно сказал Сашка.
— Он-то бы продал, — подтвердил я, — а вот мы-то вряд ли имеем на это право. Мясо надо вернуть в общий котел.
— Придется, — грустно согласился Воронок.
— А вы — хорошие! — с любовью сказал Юрка Хлопотнов. — Зря я в вас засомневался.
Наша процессия, гуськом возвращавшаяся из спортзала, привлекла всеобщее внимание. Сашка нес на вытянутых руках баранью ногу. Юрка помахивал беззаботно холстинкой. А сзади выступал я с видом грозного прокурора.
—Вот это да! — Гошка Сенькин остановил станок и зачарованно воззрился на мясо. У него даже слюнки потекли. — Вот это сила! — сказал он.
Ребята сгрудились вокруг нас, расспрашивая наперебой о нашей находке.
Борода серьезно выслушал нас и крякнул.
— Судить кладовщика! — зашумели ребята.
— Милицию позвать! Набить ему рожу!
— Спокойствие, — сказал мастер, пряча мясо в шкафчик для инструмента — Утро вечера мудренее. Утром я пойду к директору и доложу обо всем. И тебя, Воронков, попрошу со мной.
Напрасно в последующие дни мы ожидали суда. Кладовщик ушел с работы, избежав скамьи подсудимых.
А баранья нога попала в общий котел.
Эх, когда же настанет день и мы возьмем в руки настоящее оружие?! Воронок уверяет, что скоро.
Пока что наше оружие — станки. Так говорят Черныш и Нина Грозовая. Но очень уж разное это оружие. У Андрейки новенький Дип, за которым и младенец сможет работать. Этот Дип расшифровывается так: «Догнать и перегнать». Речь идет о соревновании с капиталистическими странами. Так думали конструкторы, давая имя своему замечательному станку. Вот Андрейка и догоняет и перегоняет. Я на Дипе работал. Еще в училище. Тогда меня и наградили значком отличника Трудовых резервов. Нормально работал. А в подсобном цехе завода с тяжелой руки Бороды мне все время доставались какие-то неважнецкие станки. Иностранных марок прошлого века. Только в нашем подсобном цехе и можно было встретить такие. Я уже стеснялся носить свой значок. Напрасно Борода думал, что я покажу высший класс на этих драндулетах. Он явно переоценил мои способности. Частенько я, размышляя об этом, с завистью поглядывал на Андрейкин Дип.
Глава четырнадцатая
А ТЫ ХОРОШО ДЕРЖИШЬСЯ
У каждого станка, словно у человека, свой, особенный характер. Уж я-то это знаю.
С последним станком у меня была самая настоящая война. Он оказался злобным, ворчливым старикашкой. Только вместо седины на его станинах то и дело выступала желтая ржавчина. Мы невзлюбили друг друга с первого же дня. Старикашка плевался стружкой мне в лицо, выбрасывал на патрона мои детали, «гробил» один за другим мои резцы. Мотор его гудел надсадно и раздраженно. Стоило взять стружку покрупнее, патрон переставал вращаться и молча грозил мне потускневшими кулачками.
В сердцах я ударял по резцедержателю гаечным ключом, футболил чугунные станины и, обессиленный, садился на деревянный ящик, искоса наблюдая за станком.
Борода часто твердил нам, что к сердцу любого человека можно подобрать ключик, любого человека можно сделать хорошим. А вот попробуй подбери ключик к этому станку, попробуй заставь этого старикана работать. Ведь это же самый настоящий саботажник.
— Отдыхаешь, Сазонов? — спрашивал Борода, будто не видел поединка, только что разыгравшегося на его глазах.
— Я больше не могу, — трагическим шепотом говорил я Бороде, — это сущий дьявол, а не станок! Он меня скоро в могилу загонит.
— Или ты его угробишь во цвете лет, — добавлял Борода.
— Во цвете лет?! Это он-то во цвете лет?
— А как же. Мой ровесник, — произносил Борода и поглаживал ладонью патрон станка, словно кошку.
Мастер включал мотор, и старикан станок принимался умиротворенно мурлыкать, будто и впрямь понимал, что теперь имеет дело со своим ровесником, а не с каким-то забиякой Лешкой Сазоновым.
Я с удивлением наблюдал, как преображался станок: мотор гудел ровно и сильно, стружка вилась затейливой лентой, н обработанная поверхность детали поблескивала серебром.
— Старый конь борозды не испортит, — выключив мотор, говорил Борода, — мы с ним еще потрудимся.
Я подходил к станку и подхалимски поглаживал ладонью патрон. На всякий случай.
А мастер одобрительно говорил: