Только ушла Зоя с этим чудесным парнишкой, как появился в больнице юный чудо-богатырь. Чудо-богатырь притащил курицу. Где он разыскал ее сейчас в Москве — известно ему одному да богу, в которого, кстати говоря, она, Маруся, не верит.
Но главные чудеса были впереди. Этот худенький, который назвался братом, посмотрел на курицу такими глазами, что она, Маруся, испугалась, как бы он не набросился на нее и не съел. Маруся подумала, что он здорово голодный. И вежливо предложила ему пообедать в больничной столовой. Но худенький вдруг умчался куда-то и вернулся только под вечер. Он и принес все эти вещи, что лежат сейчас на тумбочке. Викентий Викентьевич испугался, что этот беленький ограбил кого-нибудь. Очень уж редкие вещи он принес. Просто сказочные вещи. Но товарищ Черныш успокоил Викеития Викентьевича. Товарищ Черныш сказал, что все вы, ремесленники, ребята очень честные. Тогда врач разрешил передать мне эти изысканные яства.
Вообще она, Маруся, впервые видит, чтобы к больному, да еще к мальчишке, ходило так много народу.
А вчера Викентий Викентьевич сказал, что опасность миновала. Что летального исхода уже не следует ожидать. И тогда только товарищ Черныш и тот, который назвался братом, отправились спать. Они хотели поспать прямо в больнице, но врач им не разрешил. Если всем разрешить спать в больнице, то это уже будет не больница, а просто гостиница.
Я смотрю в славное Марусино лицо, и мне очень хочется, чтобы ей достался самый красивый парень на свете. Даже красивее Андрейки.
Рядом с ее лицом я вижу лицо старичка. Он похож на Деда-Мороза. Нос у него большой и красный. Усищи и борода почти как у Карла Маркса. Старичок подмигивает мне и спрашивает:
— Как почивали, ваше величество? Как себя чувствуете?
— Я не ваше величество, — слабым голосом отвечаю я и не узнаю своего голоса. Какой-то он не такой. Словно спал я тридцать три дня подряд.
— Как же не ваше величество? Его величество рабочий класс. Ты ведь рабочий класс? Ну, значит, все правильно, — говорит Дед-Мороз и снова подмигивает. Только вместо шубы на нем белый-пребелый халат.
— Викентий Викентьевич, к нему можно пускать посетителей?
Дед-Мороз удивляется:
— А почему нет? Он у нас самый примерный больной. Не шумит, не ругается, что в щах слишком много крапивы и слишком мало картошки. Не курит втихомолку под одеялом, как его сосед слева. Можно пускать! Но не по сто человек сразу. Столько и халатов у нас не найдется. Да и проследите, чтобы Лешенька наш не очень много разговаривал. Пусть гости говорят. А он пусть слушает. Успеет еще наговориться в своей жизни. Сто лет проживет!
— Спасибо, доктор, — благодарю я.
Дед-Мороз виден мне в туманной дымке. Словно неправильные очки на глаза мне надели.
— Только, чур-чура, не реветь. А то мигом отменю все свидания. Вот так, — сердито говорит Викентий Викентьевич и уходит.
— Как на фронте дела? — спрашиваю Марусю.
— Погнали немцев от Москвы! — радостно говорит Маруся. — Хорошо, что я не эвакуировалась, как мне предлагали. Войск, Лешенька, идет через Москву — представить себе не можешь! Несметные тысячи. И все-то в дубленых полушубочках, с автоматами. Веселые все и такие симпатичные, такие симпатичные! Сибиряков среди них очень много… Ага, вот уже и гости к тебе. Проходите, товарищ Черныш.
Федот Петрович усаживается на табуретке, зачем-то щупает мой лоб и говорит довольно:
Дело-то на поправку пошло! Скорее выздоравливай, орел. Будем рассматривать твое заявление о приеме в комсомол. В отсутствие никак нельзя. Вот и Воронков решил с тобой вместе вступать. Не сразу, правда, решил. Была еще у него мыслишка на фронт удрать. Ну, побеседовали. Понял, что к чему. С комсомольским билетом не удерет. Где прикажет комсомол — там и будет трудиться. Позовет комсомол на фронт — пойдете и на фронт. Верно я говорю?
— Верно, Федот Петрович... А где Нина?
— Уехала наша Нина... В эвакуацию ребят повезла. Вернее, повела. Пешком из Москвы уходили. Такие, орел, дела. Замещает ее в училище Андрей Калугин. Мы с ним и в комсомол будем принимать тебя.
Черныша сменяет Воронок. Он сияет, смотрит на меня во все глаза, но не говорит ни слова.
Глупо, но я тоже начинаю сиять. Вот так мы беседуем. Маруся смотрит на нас тревожными глазами. Вот, думает, два ненормальных. Одновременно спятили с ума. Просто удивительно.