— Ты что, занял, что ли, денег? — киваю я на тумбочку. Маруся успокаивается. Хоть один наконец заговорил.
— Ага, — улыбаясь, отвечает Воронок.
— Небось много назанимал?
— Немножко, — отводит Сашка глаза.
— Ну ладно, расплачиваться вместе будем.
— Была бы голова на плечах, а остальное неважно,— мудро говорит Воронок.
Какой он стал рассудительный, скажите на милость! Он рассказывает, как в последнюю тревогу рядом с училищем упала бомба. Меня задело осколками. Слушаю так, словно говорят о ком-то постороннем.
— Крови под тобой было — ужас!
— Чепуха, — говорит Маруся, — даже во взрослом человеке всего четыре литра крови. А он ребенок.
— Сами вы ребенок, — заступается за меня Сашка, — знали бы, как он зажигалки тушил, этот ребенок!
— Я все знаю, — поджимая губы, говорит Маруся,— я даже знаю, какой ты скандалист. Удивительно, что Леша с тобой дружит.
Объясняю сестре ласково:
— Мы с ним правда братья, Маруся. Названые.
— Не знаю какие, но уши ему недаром надрали.
— Надрали, — подтверждает Воронок, — совершенно ни за что надрали.
— «Ни за что»! Больницу кверху ногами поставил. Врача чуть до инфаркта не довел. Он и так у нас еле ходит — с тех пор, как его на фронт отказались послать. А ну, брат не брат, а закругляйся. Там вон еще люди ждут. Пущу одного — и на сегодня хватит. Пускай в другой приемный день приходят.
Она подталкивает Воронка к выходу. Он разводит руками и говорит:
— До свиданья, братишка! Завтра я снова к тебе прорвусь.
— До свиданья, Воронок! Прорывайся!
Последним в этот день ко мне пустили Андрейку. Маруся откуда-то притащила для него стул — на табуретку не захотела сажать.
— Благодарю вас, — как взрослый, сказал Андрейка, и Маруся расцвела маковым цветом. — Уничтожай припасы-то, — посоветовал мне Андрейка, — скорее на ноги встанешь.
— Да уж навалюсь сегодня! И с соседями поделюсь. Не пропадать же такому добру.
— Обрадовать тебя? — спрашивает Андрейка.
Разве о таких вещах спрашивают?
— Тебя наградили часами. Именными. Завтра вручат. Прямо в больнице.
Часы — это здорово. Я всю жизнь мечтал о часах. Как-то человек больше себя уважает, когда на руке у него тикают часы и он в любое мгновение может узнать, сколько сейчас времени. И даже ответить, если его спросит об этом прохожий. До сих пор на вопрос о времени я всем отвечал приблизительно. Теперь, значит, стану отвечать точно. Хорошо! Отныне не буду тратить даром ни одного часа, ни одной минуты. В вечернюю школу поступлю — в восьмой класс.
—И это не все еще, — выкладывает новости Андрейка, — такой еще есть сюрприз, что ни за что не угадаешь.
Маруся смотрит на него как на бога. А говорят еще, что не бывает любви с первого взгляда!
— Вернулись обратно ребята из общежития? И с ними Нина? — спрашиваю о самом затаенном. Очень мне хотелось, чтобы и она была при моем вступлении в комсомол.
— Нет, — хмурится Андрейка, — их уже не вернут. В Свердловск их повезли.
— Ну что же? Говори!
— А то, что твой портрет — на Доске почета. Вот что!
Действительно, сюрприз! Сердце у меня начинает колотиться как сумасшедшее. Значит, считают меня настоящим рабочим. Но почему меня одного?
— А твой, Андрейка?
— Ну, и мой. Да и Сашкин тоже. Все трое и, как всегда, вместе. А рядом со мной на Доске почему-то Зоя Голубева. Словно судьба знак подает, что быть нам всю жизнь вместе.
— Судьбы нет. И бога нет, — сухо произносит Маруся.
Бедная! Не может же Андрейка разорваться на две половинки. Он никогда не был таким влюбчивым, как мы с Воронком. Если уж полюбил, то, видно, и впрямь на всю жизнь.
— Как Рая там поживает?
— Большой привет тебе передавала. Не ожидала, говорит, что Сазонов способен на что-нибудь, кроме стихов.
Способен, Раечка, способен! Ты еще вспомнишь Алексея Сазонова и когда-нибудь пожалеешь о ледяном презрении, которым ты одаряла меня. Не повезло мне с первой любовью. Наверное, редко кому везет с ней. Для этого надо быть счастливчиком. Или таким красавцем, как Андрейка. Впрочем, Рая и в нем никогда не находила ничего особенного. А я-то всегда знал, что Андрейка — самый настоящий человек. Скромный, добрый, трудолюбивый. И очень честный. Вот и спрошу-ка я его, сколько денег назанимал Сашка.
— Занял? Да ни копейки он не занял, — удивляется Андрейка.
— Откуда же все это? — Я киваю на тумбочку.
Друг мой растерянно смотрит на Марусю, словно ждет от нее поддержки. Но Маруся молчит. Она думает о Зое Голубевой. А может, о женихе.