— «Да не прогневается Владыка, что я скажу еще однажды: может быть найдется десять. — Пощажу и для десяти, — отвечал Господь».
Лиза прислушалась к последним словам. Они ясно, отчетливо донеслись до нее.
— Ваня! — вдруг начала она, когда он замолчал в ожидании, прикажет ли она читать дальше. — Понял ли ты, что прочитал? Я скажу тебе. Люби мир и людей из-за этих десяти праведников. Значит, есть силы и любовь у того народа, который произвел их. Ваня, верь, что придет время, когда правда победит, зло уменьшится. Люби их, — они сами несчастны. И за что же ты возненавидишь всех, когда между ними есть и праведники, в которых все спасение и надежда?… Не только десять, — одного найдешь, из-за него прости всех и их полюби.
Лиза совсем впала в изнеможение, — так горячо проговорила она эти слова. Ваня смотрел в пол, слушая ее с глубоким вниманием. Иногда он вытирал кулаком набегавшую слезу и продолжал слушать. Прошло несколько времени. Где-то сверчок трещал, да тяжело дышала, иногда покашливая, Лиза. Она в последний раз сеяла любовь, чтобы люди со временем собрали жатву.
— Ваня, ты ведь в горе вырос, тебе легче будет жить. Честно живи, — начала было она, но голос пресекся. — Нет, не могу, устала, — с каким-то даже отчаянием прошептала она. — О, зачем я не могу жить! — вырвался у нее крик. Обняв Ваню, она стала смотреть в его влажные глаза. — «Вот плачет, меня жаль», — думала она, а у самой что-то жгло и ныло в груди. Лиза пристально смотрела на него.
«В душе у меня читает», — подумал тогда Ваня. Он встал, чтоб уходить.
— Сегодня мне что-то нехорошо… Завтра опять легче будет, — старалась она утешить его. — Прощай, милый!!
Лиза привстала с кресла, крепко обняла его и в бессилии опять опустилась. Потупя голову, Ваня шел к двери.
— Подожди еще, — вдруг позвала его Лиза и, быстро вскочив, три раза его перекрестила. Она страстным, долгим поцелуем приникла к его лбу. — Милый, спасибо тебе! — прошептала она.
Через минуту Ванька ушел. Лиза осталась одна. Ей вдруг показалось, что этим жгучим поцелуем она простилась со всем миром. И в эту минуту почувствовала такую любовь в нему, такое страстное желание помочь в его страданиях, что мысль о смерти снова показалась ужасной. Но тогда же Лиза поняла, что уже все кончено. Возбуждение было слишком сильно: едва дошла она до своего места, едва схватилась за кресло, как тихо, будто подкошенная, без чувств упала в него. Опять светлая, глубокая ночь осеняла землю и в золотистом свете луны переливалась река. Уже небо алело на востоке и на горизонте стояли багровые облака с каким-то трепетным, розовым отблеском.
IX
Зыбин никогда не мог забыть оскорбления, нанесенного ему мадамой, как в злобе он называл Лизу, а главное — Ванькой. Рука довольно сильно вспухла и беспрестанно напоминала дерзость мальчишки-пастуха.
«Вот посмотрит негодяй, я его упеку! — в бешенстве твердил он. — Да и мадаме спуску не дам… Ишь любовника себе нашла», — повторял он, изобретая им месть и забывая, что Ваньке всего 13 лет. На первое время нужно было скрыть скандал, и Иван Степанович, как тонкий дипломат, сдерживал свои порывы. Ваньке было легко отомстить, — Василий кругом задолжал старику Зыбину, так что орудие у них было в руках. Лизу он решил пока неотступно преследовать, рассказывать про нее разные ужасы крестьянам, а главное — об ее безнравственности, и выжидать удобного случая для более серьезных действий. И вот, в один прекрасный день, гроза над Ванькиной семьей разразилась. Зыбин требовал немедленной уплаты всех долгов, а они составляли весьма чувствительный для Василья куш. Он снова валялся в ногах, Христом Богом заклинал их спасти его от нищенской сумы, клялся, что уплатит долг через месяц, но старик не сдавался.
— К нам уважения не имеете, а нам вашего брата не нужно, — важно говорил он.
— Ужь мы ли вашу милость не почитаем? Мы ли Бога не молим за ваше здравие? Господи, кто же благодетели наши окромя вас! — слезно умолял Василий, ползая в ногах старика.
— А что Ванька твой с сыном моим Иваном в лесу сделал, а? — вдруг грозно промычал Зыбин, — аль не знаешь? Так знай это! — и он рассказал историю в лесу в совершенно искаженном виде.
— Учительша сама свидание ему назначила, а Ванька вишь в защитники полез; так понимаешь ли, дурак ты эдакий, каково моему сердцу родительскому приходится, если всякая дрянь, плевка не стоящая, сына моего обижать будет?… Ну, пошел вон! Так и быть, две недели сроку даю, только знай, чтобы мальчишке было примерное наказание. Выдери, при всей деревне, да так, чтобы век не забыл.