От Вадьезерской начинается лес – мрачный, темный, вековой лес. Дорога по лесу местами насыпная, гатевая, а местами бревенчатая настилом. Вокруг много непросыхающих болот, страшных своей чернотой, не отражающих даже неба. Идем молча, разговаривать нету сил. Идем без привалов, потому что некуда приваливаться. Дорога по лесу тянется на шестнадцать километров. Навстречу нам из Каргополя идут автомашины, трехтонные ЗИСы. Едут медленно и тихо – дорога узкая, и свернуть некуда. С изумлением и ужасом смотрим мы на эти машины, пропуская их мимо себя. В кузовах машин клетки, и в клетках люди. Они стоят, плотно прижавшись друг к другу. Все в одинаковых телогрейках с номерными знаками.
Из окон кабин смотрят на нас отчужденно-злобные физиономии конвоиров.
В кузове, сзади около клетки, еще двое с автоматами. Это насельники Карглага – их куда-то переводят, освобождая лагерные бараки под наше училище.
Выйдя из мрачного леса, мы вздохнули свободнее, всей грудью, освободились от тяжкой болотной испарины, от кошмарных впечатлений. Впереди деревни Стегневская, Лазаревская, а между ними речка Волокша. Трубач сигналит «большой привал». Рассыпается гигантская гусеница: люди бегут за водой, греют ее в котелках, повесив на прутиках над огнем универсальную солдатскую посудину. Не прошло и сорока минут, как весело застучали ложки и пшенный концентрат, упревший в густую кашу, переместился из котелков в голодные желудки курсантов. К вечеру дошли до деревни Есино, покрыв за день расстояние в 34 километра. И вновь ночлег вповалку в душной и вонючей избе. Завтра последний этап, последние 25 километров, отделяющие нас от цели нашего пути.
20 октября. Дождливым и хмурым вечером вступил наш дивизион в город Каргополь. На мосту через Онегу обдало нас резким и пронизывающим холодом. Широкая, мутная река пенилась белыми барашками и ходила крупной рябью под могучим северным ветром. Мощенные булыжником улицы были в выбоинах, заполненных водою. Всюду слякоть и грязь. Сапоги наши который уж день не просыхают, внутри их осклизлая жижа, и мы бредем по мостовой, не разбирая дороги. Дома в городе больше деревянные, серые от ветров и, видать, давно не ремонтированные. Храмы с ободранными, ржавыми куполами. Все это наводит тоску и давит на душу.
Временно наш дивизион разместили в деревянном, одноэтажном здании «Базовой школы» на улице Ленина. Первому и второму взводам отвели один из классов. Парты моментально выброшены на улицу, а люди, прямо на полу разостлав пустые матрацные наволочки, шинели и одеяла, ложились, кто где придется, и тотчас засыпали. Мне посчастливилось захватить место в углу у окна. По крайней мере, здесь мне никто не наступит на голову. Легли. Тело стонет, ноги гудят; на тебе и под тобою все волглое и сырое. И все-таки можно вытянуться и не ощущать на своих натруженных ногах мокрых и раскисших сапог. Нет сил шевелиться. Кажется, вот разразись здесь потоп, извержение вулкана, землетрясение – с места не двинусь, пусть все рушится, а я буду лежать там, где лег. Тишина, слышно лишь мерное дыхание уставших людей.
– Первое отделение первого взвода в караульный наряд, – услышал я громогласный рев старшины Шведова в коридоре.
«Первое, – подумал я, – не наше. Пронесло». Ребята из первого отделения ругались и матерились. Я же, блаженно растянувшись, заснул, как говорят, «мертвым сном».
Проснулся я оттого, что кто-то тряс меня за ноги. Протираю глаза – кто-то сует мне ржаной сухарь и кусок свиного сала. Все сидят на полу, активно и молча работая челюстями. Что происходит?! Оказывается, курсантов Жидкова и Царева поставили в караул у какой-то церкви. А в церкви продовольственный склад.
– Ходим мы вокруг этой церкви с винтовками, – слышу я голос Васи Жидкова, – а церковь разбита, окон нет, решетки все покорежены. На улице дождь, спрятаться некуда. Заглянул я внутрь, думаю, может, от дождя схорониться можно. А там горы сухарей и штабель сала копченого. Мы с Толькой Царевым изловчились, набрали сухарей, шмат сала тиснули. А как сменились, так сюда – с ребятами делиться. Это закон.
22 октября. Знаменательная дата – день моего двадцатилетия. В прошлом году у нас дома собрались мои школьные друзья, двенадцать человек. Несмотря на продовольственные затруднения мать испекла пирог, а в «Елисеевском» на Тверской достали несколько бутылок сухого. Потом, игнорируя комендантский час, шли по Первой Мещанской провожать наших девчонок. В тот день мы прощались как бы со своей беззаботной юностью.