– Реклама, – раздалось в наушниках, и напряжение у присутствующих слегка спало. В обоих помещениях – и в студии, и в аппаратной вновь стало очень шумно.
Гитарист «На краю», что-то говоря беловолосому, потянулся, обнажив слегка живот, и женская половина умилилась. Несмотря на грозный внешний вид и грим, парень казался им милашкой. Кей, бесспорно, тоже нравился, но его слегка побаивались, предпочитали любоваться издали. Как в который раз верно подметил глазастый Остап – как драгоценным камнем.
– Кей, Фил, – по-родительски строго позвал парней Андрей, который только что вернулся в студию. – За мной.
Музыканты переглянулись, явно не поняв, в чем дело, но, не задавая вопросов, встали и пошли за менеджером. Остап проводил их маленькими, хитро прищуренными глазками и, прикрикивая на вновь подскочившую к нему девушку-гримера, с удовольствием подумал, что он жуткий молодец.
О чем беседовали эти трое, ведущий не знал, зато свидетелем части их разговора стал один из осветителей, бегавший во время рекламного перерыва покурить. Он случайно услышал голоса и остановился из любопытства.
Сначала до него долетели обрывки ругательств, а потом, когда осветитель подошел ближе, услышал жесткий голос менеджера:
– … не пойму, откуда у него эта информация. Знал бы, не пустил вас к этому ублюдку. Нарыл все-таки. Решил сделать парочку сенсаций. Фил, ты в порядке?
– В порядке. Пусть… – нерешительно проговорил гитарист – его голос любопытный осветитель разобрал с трудом. – Не знаю, откуда он это узнал.
– Не время искать причины. Нужно что-то делать, – отозвался Кей. Его голос срывался от злости. – И я знаю, что. Это поможет. Такая новость, – сарказм в его голосе зашкаливал.
– Нет, – отрезал Андрей.
– О, прости, но да, – отозвался фронтмен НК. – Днем раньше, днем позже. Удобный момент.
– Ты не будешь этого делать ни сейчас, ни потом, – решительно возразил менеджер. – Мы все решим.
– Ты однажды уже решил, – отвечал ему музыкант. О чем он говорил, было непонятно. – Теперь решать буду я.
– Кей! Кей, постой! Не надо!
– Антон! – раздался и голос Фила. Осветитель с трудом сообразил, что так, скорее всего, зовут лидера НК, и даже довольно присвистнул – они оказались тезками.
– Ты пожалеешь! Вот черт… Кей, постой! Ты последствия не разгребешь!
Кей первым вылетел из-за угла и столкнулся плечом с осветителем. Извиняться он и не думал. Следом показался слегка взбешенный менеджер «На краю», чьи губы были плотно сжаты, а тонкие ноздри трепетали от гнева. Последним вышел растерянный, нет, даже испуганный гитарист – из-за грима казалось, что страх его смешан с глумливым бешенством, и честно говоря, осветителю даже стало слегка не по себе. Он посторонился, дабы пропустить гостей программы, совершенно не понимая, о чем те только что вели свой странный разговор. Они были настолько на взводе, что ему вдруг даже показалось, что эти трое сейчас просто уйдут из студии.
Однако осветитель ошибся. Рекламный блок кончился, и гости вновь оказались на своих местах под прицелом камер и с микрофонами на одежде, а нервничающий Андрей остановился позади операторов, рядом с продюсером.
Зайцев успел заметить, что оба музыканта сосредоточенны, а Фил к тому же и напряжен, но не придал этому значения. Он и не думал, что Коварин смог за время отсутствия на эфире достать настоящий, не согласованный с гостями сценарий, и предупредить своих парней.
– Я тут кое над чем подумал, ребята, пока шла реклама. И хочу сначала спросить, какие у группы дальнейшие планы? – вернулся к интервью ведущий, потирая ладони. Он прямо-таки кожей чувствовал, что сегодняшний эфир станет взрывом. Нет, Остап Зайцев не испытывал к этим парням никакого негатива, напротив, искренне был рад за их прорыв на Запад, но профессия обязывала его делать сенсации. И своего шанса сегодня он упускать не желал.
– Да, собственно, никаких, – равнодушно ответил Кей. Фил молчал, глядя в одну точку где-то у себя под ногами.
– Поясни, пожалуйста? – Остап даже подался вперед от профессионального любопытства.
– У нас нет планов. К сожалению, группа «На краю» распадается, – неспешно, но уверенно произнес Кей, глядя прямо в центр камеры. Говорил он это столь серьезно, что за шутку эти слова принять было невозможно.