Ну, а после Рождества, по установившейся традиции, они собирались в своей девичьей компании, без мальчиков, чтобы откровенно и свободно подвести итоги прошедшего года. Так уж получилось, что их первая встреча прошла в историческом центре города, в пивном ресторане «Глёк Брой», на Глокеншпильпляц. Старинное здание в четыре этажа, украшенное над главным входом эмблемой в виде кружки пива и колокольчика. Первый этаж — самый высокий. Внутри — скопление больших залов и малых зальчиков с запутанной системой переходов между ними. В более или менее теплую погоду посетители предпочитали сидеть снаружи, под зонтичными навесами над круглыми столиками, выставленными за невысокой оградой во дворе.
К их излюбленному месту на третьем этаже можно было пройти по винтовой лестнице. Что-то вроде отдельного кабинета-балкона, пристроенного сбоку от лестницы и слегка нависавшего над залом. Здесь им никто не мешал общаться, если, конечно, не считать кельнера. Довольно часто их обслуживал один и тот же, шустрый, разбитной и порой даже чрезмерно фамильярный мужчина по имени Удо, на вид лет сорока. Хотя он был чистокровным австрийцем, но любил называть их почему-то по-итальянски: «куатро бамбини» — «четыре малышки». Свое дело он знал хорошо, обладал феноменальной памятью и обслуживал быстро и четко.
Девушки разместились неспешно за просторным круглым столом. Удо подал меню, тут же порекомендовав наиболее удачные на сегодняшний день блюда. Анну после двух «египетских» недель потянуло на отечественную кухню, хотя и несколько тяжеловатую для дам и избыточно калорийную. Как обычно, много клецок, ветчины и колбасок. Правда, вместо капусты она выбрала картофель «фри». Впрочем, за две недели на море она потеряла почти три килограмма, хотя особенно себя не ограничивала. Так что можно было позволить себе небольшое пиршество и расслабление. Остальные остановились на блюдах итальянской и греческой кухни. Им, как раз наоборот, не хватало экзотики. И, естественно, заказали по бокалу отечественного пива, призванного подчеркнуть национальный характер застолья. Грац славился традициями пивоварения и старыми рецептами. Как любил говорить Удо, не вливать же в себя, в самом деле, будучи в Австрии, австралийское пиво. Признаваться ему, что в Египте она из любопытства несколько раз пила именно австралийское пиво «Фостер», Анна не решилась.
— Ну, рассказывай, как египетские ночи прошли, — начала дружеский допрос Инесса, едва дождавшись ухода кельнера, отправившегося выполнять заказ. Она всегда была заводилой в этой компании, самой настырной и последовательной. Загоревшиеся любопытством глаза остальных и подпертые кулаками подбородки, поверх которых на Анну уставилось три пары огромных, вопрошающих глаз, подкрепляли закономерность ее вопроса. Девицы даже заранее облизывали губы, как гурманы, в предвкушении пикантных и ярких «любовных блюд».
— Надеюсь, ты там не скучала в одиночестве? — добавила масла в огонь Лиззи.
— Расскажи, какой он из себя? — подхватила эстафету Элли. — Блондин или брюнет?
— И каков в постели? — завершила первую серию вопросов Инесса. — Об этом, пожалуйста, поподробнее. Можешь даже что-то добавить от себя, — пошутила она, — У тебя это удачно получается, очень красочно.
— Хорошо, девочки, — нарочито смиренным голосом промолвила Анна. — А кто будет вести стенограмму допроса?
— Вообще-то это обязанность Лиззи, — ничуть не смутилась Инесса, — Это она закончила секретарские курсы.
— Это архаизм, — тут же опротестовала предложение Лиззи, высокая, худая и довольно бесцветная блондинка, работавшая в городском магистрате секретаршей у одного весьма упитанного и низенького бодрячка пятидесяти лет. Так сказать, у любвеобильного «служителя народа». — Сейчас принято работать с диктофонами. Но я его не взяла с собой. Инесса не предупредила, — пожала плечами Лиззи. С чувством юмора у нее всегда было неблагополучно, даже в школе. Так что все говорившееся она воспринимала слишком серьезно и ответственно.
— Ничего, обойдемся без диктофона. У меня хорошая память, — нашла выход из положения Элли. — Кстати, море, пальмы и пирамиды можешь опустить. С этим жанром мы все знакомы. Египет я достаточно видела по телевизору. Начинай сразу с главного. Как ты с ним познакомилась? Кто кого «склеил»?
— О, уже, как обычно, начали обсуждать своих мальчиков, — прорвался в их девичий диалог, не предназначенный для мужских ушей, ехидный голос кельнера, возникшего неожиданно из-за поворота винтовой лестницы, держа в руках поднос с бокалами пива.
В этом было некоторое неудобство их размещения. С одной стороны, никто их не видит, но зато отлично может подслушивать, стоя за выступом стены на винтовой лестнице. Возможно, Удо именно так и делал, прежде чем появиться у них перед глазами.
— Господин кельнер, не вмешивайтесь, пожалуйста, в разговоры дам, — поставила его на место Инесса, сопровождая рекомендации увесистым шлепком по тощему мужскому заду в черных брюках, обтянутому традиционным длинным и черным фартуком, почти до пола.
— Ой, осторожней! — взвизгнул Удо, чуть не рухнувший с подносом на пол. — Без пива останетесь.
— Ничего, еще принесешь, — равнодушно пожала плечами Элли, и лихо, с закруткой, ущипнула все тот же многострадальный зад. А затем с невинной улыбкой спросила: — Удо, а ты, часом, не мазохист? Жаль, а то мы бы понравились друг другу. У меня дома есть кожаный ошейник с шипами и плеть-семихвостка. Как раз для тебя. Можно и еще что-нибудь покруче в секс-шопе заказать. Набор иголок под ногти и зажим для твоего красавца. Перед их применением могу приковать тебя к кровати. У меня есть наручники.
— Нет, спасибо, я уж лучше с женой пообщаюсь. По старинке, без плети и наручников, — мгновенно отреагировал кельнер, быстро расставив бокалы с пивом и ретируясь на лестницу.
Препирались они, разумеется, из чистого озорства, «для разогрева». Это тоже была часть традиционного ритуала их встреч.
В это время Анна мучительно думала о том, как же рассказать подругам о случившемся. Почему-то все, что она представляла в самолете, как легкий и необременительный треп между давними подружками, с массой полезных советов и искрометных комментариев, оказалось совершенно неподходящим для сегодняшней встречи. Раньше у нее никогда не возникали такие психологические проблемы. Наверное, потому, что предыдущие поклонники не западали глубоко в ее душу, не проникали в ее сердце. И ей не надо было обнажать свою сердечную боль и душевные слезы. Поверхностные эмоции не заслуживали серьезных размышлений. Порой она даже бравировала своей эпатажной откровенностью, прослыв среди подруг весьма смелой в любовных делах. Конечно, нередко и привирала, за что над ней подтрунивали подружки, легко улавливая, когда ее слишком заносило в область фантазий.
А сейчас она вдруг поняла, что ей будет трудно. Было ощущение того, что ее откровенность может выглядеть как предательство по отношению к Роберту, злоупотребление его доверием и искренностью. А также как собственный душевный стриптиз.
У нее даже появилось желание вообще прекратить этот разговор. Но она понимала, что слишком поздно. Об этом надо было подумать заранее. Тем более, она сама выступила с инициативой собраться вместе. Пожалуй, в этой ситуации самым благоразумным будет выступить кратко, максимально лаконично и сухо на «предложенную тему».