В эту ночь дождя не было. Уинтон заснул только под утро.
Спет тоже был рад, что дождь не начался.
На следующий день он как всегда ловил рыбу.
Река набухла и бежала у берегов высоко и быстро. Ловить рыбу было сначала нелегко, но потом пришел бурый дух и привел с собой другого такого же, и оба они помогали Спету вытаскивать ловушки. Новому духу тоже хотелось научиться говорить, так что всем им было очень весело: оба духа проделывали самые обычные вещи, а Спет говорил им нужные слова и пел песни.
Один из них научил его слову на языке духов, и он понял, что это так нужно, ибо он сам скоро станет духом.
Возвращаясь вечером с рыбой к своей хижине, он опять проходил мимо Говорящего Ящика. И Ящик снова говорил с ним и задавал ему вопросы.
Черного духа, обычно бормотавшего на Ящике, сейчас там не было, но рядом с Ящиком стоял бурый, только что помогавший Спету ловить рыбу, и тихонько говорил что-то всякий раз, когда Ящик спрашивал Спета. А когда Спет отвечал, то Ящик тихонько говорил что-то духу. Казалось, они обсуждают ответы Спета. Он не знал, почему они обсуждают его ответы, но это было их делом, и они сказали бы ему, если бы захотели.
Когда он уходил, то бурый дух сделал ему жест уважения и взаимопомощи в работе, и Спет ответил тем же, польщенный уважением со стороны духа своего родича.
Он не вспоминал о своем страхе, пока не оказался у хижины.
Начинался дождь.
Чарли поднялся по трапу и вошел в корабль. Гендерсон расхаживал взад и вперед, сутулясь, сжимая кулаки; лицо у него было напряженное и тревожное.
— Как дела? — беспечно спросил Чарли, разрезая пластикатовую оболочку.
Гендерсон остановился и выхватил из коробки сигару.
— Очень плохо. Уинтон был прав.
Чарли скомкал пленку и швырнул ее в мусоросборник.
— Туземцы действительно совершают этот обряд. — Гендерсон откусил кончик сигары и торопливо закурил. — Я спрашивал Спета. Да, юношей вешают вниз головой на деревьях при первых весенних дождях. Да, это больно, да, некоторые умирают. Нет, он не знает, почему и зачем это делается. Ха! — Гендерсон отбросил сигару и снова зашагал по кабине, свирепо нахмурившись. — Поколение за поколением они истязают так своих юношей, и старшие не могут вспомнить, как и почему это началось и почему продолжается…
Чарли облокотился о навигационный стол, следя глазами за Гендерсоном.
— Может быть, — тихо произнес он, — для этого обычая есть какие-нибудь причины…
— Причины для того, чтобы вешать человека вниз головой на целую неделю? Назови мне хотя бы одну!
Чарли ответил не сразу.
— Я сейчас из здешнего поселка, — заговорил он, меняя тему. — Уинтон начал действовать. Он поставил переводную машину посреди поселка, а сам сидит на ней и говорит им, что бог на них смотрит и все такое. Я хотел увести его, так он в меня прицелился. Он сказал, что прекратит это подвешивание, пусть даже ему придется убить нас обоих и половину туземцев.
— Пусть попробует остановить их своими разговорами! — Гендерсон вновь зашагал по кабине. — Болтун! Болтовней тут не поможешь. Болтовня сама по себе ничего не стоит. Я сделаю проще. Я украду Спета и спрячу от них. Чарли, дикари совершают обряды только в определенное время. Мы выпустим Спета через неделю, и никто его не тронет. Они просто будут ждать следующего сезона дождей и следить за тем, чтобы деревья на них не гневались или что-нибудь в этом духе. Когда они увидят, что Спету удалось обойтись без подвешивания, они поймут, что юноша может стать здоровым взрослым мужчиной без всякого подвешивания и вытягивания.
— А на следующий год Спет, может быть, и сам догадается спрятаться. И не только он. Может быть, и другие тоже решатся убежать и спрятаться.
— Хорошая выдумка, — сказал Чарли, следя глазами за шагающим Гендерсоном. — Не буду напоминать тебе, что ты поклялся больше ничего не выдумывать. Но сейчас я с тобой, дружище. Как нам найти Спета?
Гендерсон сел улыбаясь.
— Мы увидим его завтра на реке. Не нужно предпринимать ничего, пока не начнется дождь.
Чарли начал шарить в ящике с инструментами.
— Придется достать пару фонариков. И поторопиться. Нужно поскорее найти Спета. Дождь уже идет — начался почти час назад.
Тьма и дождь, и висеть вниз головой было странно. Не так торжественно, как говорится об этом в песнях, скорее даже обыденно: так же, как ловить рыбу, и строить хижину, и сидеть за едой с братьями. Только весь мир казался перевернутым. Ствол дерева был рядом, толстый и прочный, земля — над головой, как крыша, поддерживаемая деревом, а небо — под ногами, очень далеко. И при виде облаков, кипящих в глубине неба, он боялся упасть туда. Небо было как озеро, можно упасть в небо, как камень в воду. Если упадешь в небо, то будешь падать долго-долго…
Дождь шел снизу, с неба. Ступни и кисти были связаны крепко, но не больно, ибо старшие связали его мягкой веревкой из многих прядей, так, чтобы кровь не застаивалась. Руки были привязаны к бокам, а кисти прикреплены к той же веревке, которая стягивала лодыжки. Это было странно-удобно. Старшие руководствовались опытом множества поколений и выбрали высокое дерево с веткой, росшей высоко над разливом.
Старшие выглядели мудро и уверенно, и он доверился им, когда они связывали и вешали его очень осторожно, тихонько переговариваясь между собой. Потом они оставили его одного.
Ровный дождь барабанил по сучьям и молодым весенним листьям, ручейки разбегались по земле. Спет знал, что реки где-то выходят из берегов, заливая леса и луга. В поселке улица становится грязной, и дети пытаются вести по ней лодки, нетерпеливо ожидая высокой воды, чтобы увидеть быстрый, холодный разлив, увидеть, как хижины поселка оседают и расплываются, растворяются и исчезают под гладкой водяной поверхностью.
В течение месяца разливов все будут жить в лодках. Сначала племя поплывет вверх по реке, вдоль берега, встречаясь с другими племенами, обменивая корзины, рыболовные крючки и засоленную рыбу на солонину. Они будут рассказывать друг другу старые сказки и петь песни, дополняя их подробностями, услышанными в дальних краях. Прошлый раз им повезло: они встретили большое животное, захваченное разливом и не способное противиться охотникам. Люди враждебного племени отдали за шкуру половину жареного мяса и спели большую песню, которой еще никто не слышал. Это было замечательное пиршество!
Потом стаи лодок вернутся на озера, затопившие леса и луга; люди снимут больных и умирающих юношей, подвешенных к деревьям, будут ухаживать за ними, кормить, называть «старшими». И опять поплывут в поисках еды, будут бороться с бурями, добывать соль, подбирать утонувших животных, ловить морских рыб в высыхающих озерах.
А когда дожди прекратятся, они вернутся. На сырой вязкой земле начнут строить хижины из мягкой свежей глины, оставленной разливом. Будут петь и работать.
Но Спет уже не увидит этих дней.
Он висел на дереве вниз головой, и холодный дождь хлестал его по коже. Становилось слишком темно, чтобы различить бледное небо. Он закрыл глаза, и под сомкнутыми веками у него поплыли воспоминания, а потом сны.
— Вот он! Как нам снять его? Ты взял нож? Как к нему подняться? Скользко. Не могу влезть. Подожди, я помогу тебе.
Вспышка света, слишком Длительная для молнии, продолжалась целую секунду. Спет очнулся, глядя в темноту, он искал уже погасший свет. Он услышал голоса, говорящие на непонятном языке.
— Не надо фонарика, он испугается.
— Ты объяснишь ему, что мы делаем.
— Нет, не сейчас. Он пойдет с нами. Спет уже стал моим другом.
— Ну и корни же у этих деревьев! Как ветви!
— Как у мангровых…
Возле Спета появилась темная фигура и поползла по ветке.
— Отвязываю веревку. Спущу его медленно, а ты лови, чтобы он не треснулся головой, ладно?
— Ладно. Спускай.
Голоса умолкли, мир завертелся, и ствол дерева начал двигаться мимо лица Спета.