После этого разговора прошла ещё неделя, и Лиза стала героиней скандала. Даже не скандала, а бури в стакане воды местного значения. Но зато она узнала, что в «быдлятнике» не всё так беспросветно.
…Обществознание в одиннадцатом классе вёл единственный в школе мужчина. Он был невысок ростом, в свои без малого сорок имел обширную плешь в обрамлении ржавых кудрей и солидный живот. Он говорил высоким голосом и, когда увлекался, «кахххтавил», по поводу чего ужасно комплексовал, хотя и старался не показывать виду. Другой причиной комплексов педагога было пухлощёкое младенческое личико, поэтому он, чтобы выглядеть взрослее, носил очки и редкую бороду (он бы с удовольствием носил и густую, но густая, как на грех, не росла). Помимо очков и бороды, он носил перстень с чёрным камушком на правом мизинце, латунный значок на левом лацкане, старомодные карманные часы, водолазку под пиджаком и говорил о себе, что он «абсолютный, твехдокаменный консехватох».
Ученики его недолюбливали: он был одним из немногих, кто требовал если не реального усвоения знаний, то, по крайней мере, внятных ответов. Он не стеснялся ставить четвертные двойки, чего все прочие учителя избегали. Конечно, в итоге он выводил удовлетворительные оценки, но чтобы получить у него хотя бы «тройбан», разнеженным, привыкшим к халяве школярам приходилось попотеть.
Впрочем, у него было слабое место. Если он в процессе урока нападал на тему ««усских тйадиционных ценностей», им овладевал Дух Большого Глухаря: ничего не слыша, он токовал без умолку, творил картины «пассиона’ного взлёта евхазийской цивилизации», сокрушая козни «наших заклятых па’тнё’ов», и только звонок возвращал его к действительности.
Правда, такая удача выпадала нечасто.
Всё это Лиза узнала потом.
На прошлом уроке класс писал «небольшую п’ове’очную хаботку». «Нужно п’овейить, что осталось в ваших головах после каникул», — сказал «обществознанец» в ответ на протестующее нытьё ополовиненного класса.
И Лиза вместе со всеми погрузилась в «проблемы социально-политической и духовной жизни».
Она вспомнила недавнее и усмехнулась. В «Эврике» общественные науки преподавала Инга Петровна — сухонькая дама пенсионного возраста, похожая на «дворянку из бывших», как их изображали в советских фильмах: аккуратная, строгая, корректная. Она не считала ниже своего достоинства отвечать на «провокационные» вопросы и диспутировать с учениками — если вопросы «не по теме» были содержательными, а не простым детским троллингом. Как-то раз во время урока, на котором шла речь о чём-то социально-духовном, поднял руку Серёга Маканин. Он слыл в классе революционным трибуном и возмутителем спокойствия. Остроумный и резкий на язык парень, обладающий к тому же не самой затрапезной внешностью и не самым хилым сложением, нравился многим девчонкам… да, многим…
— У вас вопрос по сегодняшнему материалу, Маканин? — спросила Инга Петровна: она всем без исключения ученикам говорила «вы».
— Не совсем, Инга Петровна, — ответил Маканин, с достоинством поднимаясь. — В учебнике физики написано, что ускорения свободного падения — девять и восемь десятых метра на секунду в квадрате. И любой из нас может это проверить в любую минуту. — Он взял с парты ластик, высоко поднял его левой рукой, отпустил и поймал правой: этот эксперимент должен был проиллюстрировать незыблемость закона всемирного тяготения. — В учебнике геометрии, — продолжал он, — говорится, что сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы. И, когда мы выходим из школы, сумма квадратов катетов по-прежнему равна квадрату гипотенузы, а не пачке йогурта и сапогам всмятку. Так же с химией и биологией… а почему то, что мы учим на ваших уроках, справедливо только в стенах класса?
— Почему вы так решили, Маканин? — спросила учительница.
— Инга Петровна, мы не дети… хотя большинство ваших коллег считает иначе. Мы ходим по улицам, мы читаем газеты, пользуемся интернетом, и не только затем, чтобы смотреть порно и бугагашечки… И мы видим, что происходит вокруг. Мы видим, что в нашей стране дела со свободой, правами, законом обстоят совсем не так, как это написано в учебнике обществознания…
— А тебе надо чтоб как в Хохляндии? — подал голос Юрка Вицин. Он не любил сноба-интеллектуала Маканина, и нелюбовь к нему экстраполировал на всех «либерастов»… или наоборот, неприязнь к либеральной интеллигенции перенёс на склонного к фрондированию одноклассника — этого он уже сам не знал…
— Вицин, ваша реплика неконструктивна, — заметила Инга Петровна. — А у вас, Маканин, претензии ко мне, к авторам учебника или к окружающей действительности?