Новым поветрием была сверхсекретная работа, которая велась в Пареломе и других центрах.
Зачем их создавали? Чтобы раньше всех точно определить генетические предпосылки гениальности.
— Гениальность звучит в ваших устах как ругательное слово, Хафлингер.
— Возможно, я снова опережаю свое время. То, чем вы тут занимаетесь, неизбежно опошлит этот термин, причем очень скоро.
— Я не стану тратить время на возражения. Иначе бы я здесь не работал. Разве что вы сами дадите определение, что понимаете под гениальностью.
— Мое определение не отличается от вашего. Только я говорю, что думаю, а вы занимаетесь подтасовками. Отличие гения от просто умного человека состоит в том, что гений способен принять правильное решение в ситуации, не имеющей прецедентов. Гения штепсельный образ жизни не доведет до перегруза. Ему не потребуется вправлять мозги в психиатрической клинике. Ему ни по чем смена мод, появление и исчезновение жаргонных словечек, сумасшедший круговорот общества двадцать первого века. Подобно дельфину, оседлавшему носовую волну корабля, он всегда чуть впереди и в стороне, но не сбивается с курса. И при этом получает жуткий кайф.
— В высшей степени соблазнительное достоинство, если вас послушать. Почему же вы настроены против нашей работы?
— Потому что побуждением для ваших действий здесь и в других местах служат не любовь к уму или желание поставить гений на службу общества. Вами руководят страх, подозрения и алчность. Вы и все, кто стоит выше и ниже вас, от дворника до… черт!.. самого президента или даже людей, для кого президент — кукла-марионетка, все вы боитесь, что кто-то другой, мысля, еще больше увеличит силу своего интеллекта в то время, как вы все еще копошитесь на уровне полудурков. Вас настолько пугает вероятность того, что решение проблемы найдет кто-то другой — в Бразилии, Филиппинах или Гане, что боитесь даже навести справки. Меня тошнит от этого. Если на планете есть хоть один человек, знающий выход, если есть хотя бы намек на существование такого человека, то единственный разумный подход — сесть у его порога и терпеливо ждать, пока он не заговорит с вами первым.
— И вы считаете, что такой выход — уникальный и неповторимый — существует?
— Ни фига. Скорее всего вариантов выхода многие тысячи. Но я четко вижу одно: пока вы тщитесь найти конкретное или хотя бы какое-никакое решение первыми, вы будете терпеть неудачу за неудачей. А тем временем другие люди с другими проблемами будут скромно довольствоваться тем, что дела в этом году идут не хуже, чем в прошлом.
В Китае… Почему-то всегда речь сначала заходит о Китае. Самая населенная страна мира — с кого же еще начинать? Когда-то у них был Мао. Потом — Консорциум, скорее смахивавший на междуцарствие. Ставки на культурную революцию в игре без козырей удвоились (вот только официальный перевод термина «культурная революция» был до смешного неточен; те, кто был в теме, скорее понимали его как «мучительную переоценку ценностей»). После чего откуда ни возьмись появился Фэн Суят, так неожиданно, что на досках сообщений о зарубежных делах ставки на развал и анархию в Китае за три дня сменились на триста к одному. Фэн был образцом восточного мудреца — молодым человеком, говорят, ему не исполнилось и сорока лет, но уже способным управлять столь тонкими приемами и демонстрировать такую проницательность, что ему никогда не приходилось объяснять или оправдывать свои решения. Они попросту работали.
Возможно, этой остроте мышления его обучили. А может быть, он родился с заданными свойствами. Известно только одно: ему бы не хватило всей жизни, чтобы проявить их в полную силу естественным путем.
Особенно если бы он начинал с того, с чего начинают все обычные люди.
В Бразилии, после того как власть захватил Лоуренсо Перейра, кем бы он ни был, прекратились все религиозные войны — большой контраст по сравнению с жестокими уличными битвами между католиками и макумбистами в Сан-Пауло на рубеже веков. В Филиппинах реформы, проведенные первой женщиной-президентом Сарой Кастальдо, вдвое уменьшили чудовищную годовую статистику убийств. В Гане, когда премьер-министр Аким Гомба предложил навести порядок в своем доме, жители с весельем и шутками взялись за наведение порядка. В Корее после переворота Ын Лим Пака резко сократилось число «клубничных» чартерных рейсов из Сиднея, Мельбурна и Гонолулу, хотя раньше их прилетало по три-четыре в день. Короче говоря, гениальность вдруг пошла в гору в самых неожиданных местах.