Кстати, совершенно не исключено, что усадьбы Бедным и Несчастным чивилихинским Декабристам строили те же самые строители с планеты Тральфамадор - поскольку они до сих пор возвышаются над современными сарайчиками обычных русских, а что касается русских "новых" - то, вероятно, они не посчитали бы зазорным в таких домиках жить и сегодня, держа в конюшнях и прилегающих постройках Тойоты и Мерседесы.
--
Прислушаемся еще к одному течению, на первый взгляд, довольно спокойному, изящному и логичному, в котором речь идет о творчестве Милорада Павича.
Внутренняя сторона ветра - категория невероятно тонкая и хрупкая, но обладающая исключительной мощью и силой. И оперировать ею для писателя, который действительно ее видит и чувствует, порой губительно и небезопасно. Это может привести к большим разрушениям и даже серьезной катастрофе. Об этом знали Борис Пастернак и Андрей Платонов, об этом знают Виктор Пелевин и Владимир Сорокин.
Если творчество последних можно представить Айсбергами, живущими, как известно, в океанах, то давайте приглядимся внимательнее к тому, что издалека действительно выглядит верхушками Айсбергов Павича. Приблизившись на расстояние первой части романа о Геро и Леандре, мы обнаружим, что Верхушки Айсбергов Югославского профессора, собственно, ничем не отличаются по форме и цвету, но плывут по течению подозрительно быстро, что позволяет предположить, что они выполнены из пористого пенопласта или аналогичного материала.
Измышлизмы Павича об искусстве онанизма и владении саблей турецкими всадниками наиболее доказательно убеждают в неспособности автора видеть не только внутреннюю сторону ветра, но и внешнюю, а также сам ветер и его направление. А мудрость, "просыпающаяся только в момент мочеиспускания", эту неспособность подтверждает и ставит на ней печать из всех четырех ее составляющих.
Никогда, НИКОГДА Охотники за Головами не мастурбировали левой рукой, если саблю держали в правой. И никогда не занимались онанизмом рукой правой, если для оружия пользовались рукой левой. Об этом знает любой югославский школьник, а югославский профессор и член Сербской Академии наук и искусств знать об этом просто обязан.
Намеки автора на, якобы, только ему известные и никем до него незадокументированные возможности Человека, Времени и Природы весьма напоминают Кастанедовские рассуждизмы о дырах в животах рожавших женщин или заклинизмы Кашпировского под эстрадные обработки Фрэнсиса Гойи.
"А как же, позвольте, Запечатленные в Словах Образы Отпущенного Сознания? Как можно не заметить Бесконечное Количество Тем для Размышлений, присутствующих почти в каждой строчке этого Замечательного Автора? Где же то "Нечто", которое "не догнать" методом скоростного и поверхностного чтения?" - примерно такие вопросы вполне допустимо ожидать от поклонников этого югославского писателя.
Это хорошие вопросы и ответы на них должны быть не хуже. Но искать их у Павича - занятие бесперспективное, потому как, в целом, его творения напоминают игру музыканта на рояле без черных клавиш. Иногда этот музыкант берет какой-нибудь экзотический инструмент, на котором все издаваемые звуки соответствуют этим отсутствующим, но необходимым для полного и гармоничного звучания, полутонам. Гораздо реже случается, что музыканту удается сыграть на этих инструментах одновременно (особенно это заметно в заключительных аккордах "Внутренней стороны Ветра"). Но в большинстве случаев повествование осуществляется при помощи одного вышеупомянутого рояля.
Размышлять над строчками Павича и выжимать из его текста крупицы Мудрости так же возможно, как искать их в заученных с детства речах цыганки, или вылавливать их (не цыганок, конечно) в строчках гороскопа из газеты с программой телепередач на будущую неделю (кстати, не менее возможно найти ее и в самой телевизионной программе).
Кажущиеся на первый (и последний) взгляд окололитературные "находки", служащие представить автора, как бы одаренного супернеординарным и архи- оригинальным мышлением - это всего лишь дешевые цирковые трюки циркового фокусника из заезжей югославской цирковой бригады советского периода.
Нетрудно заметить, что цирковая тематика неоднократно звучит в произведениях Павича. Например, Автор утверждает, что Любовь "...подобна птице в клетке: если ее не кормить каждый день, она погибнет." (Внутренняя сторона ветра). Вероятно, клетка - цирковая, как Любовь и Птица в ней обитающие.
For example, Любовь для Владимира Сорокина - это кровь и крики этой птицы, это гнутые от ударов прутья этой клетки, это сломанные и окровавленные клюв и крылья. Для Пелевина же Любовь - это та же птица, но прекрасно осознающая, что в клетке никакой нормальной любви существовать не может и ищущая путь, чтобы из этой клетки вырваться.
Вряд ли Птицы Сорокина и Пелевина будут счастливы питаться из кормушки, даже если Павич будет всыпать в нее настоящую пищу, а не месиво красивых фраз из двух картонных коробок, в которых когда-то хранились мужские и женские туфли производства Югославии.
Представление Милорадом Павичем Читателя в виде цирковой лошади может показаться сравнением невероятно уместным и, своего рода, комплиментом для представителей его этнической группы. Я же рискну высказать предположение, что для Путешествия по произведениям этого писателя вовсе не обязательно ею (лошадью) прикидываться и вполне возможно оставаться в образе человека.
Давайте спросим о том, что такое есть ЧИТАТЕЛЬ у упомянутых здесь Виктора Пелевина и Владимира Сорокина. Вряд ли они станут строить поспешные аналогии или вообще распространяться на эту тему. Потому что они, как и большинство из нас, прекрасно знают, что ЧИТАТЕЛЬ и есть та Внутренняя Сторона. Внутренняя Сторона Ветров и Подводных Течений, а также прочих явлений и событий, обращение к которым требует подхода крайне деликатного и осторожного. Иначе написание книг превратится в стрельбу по бутылкам холостыми патронами, а их чтение уподобится наблюдению за цирковой лошадью, скачущей по кругу.