Ближе к ночи, после того как все объелись мороженым, я стал помогать отцу загружать все в посудомойку, то есть выбрасывать остатки еды из тарелок, чтобы отец мог с маниакальной педантичностью лично убрать все в волшебную машину. Он кажется задумчивым. Природа одарила меня языком, и я далеко не всегда спешу им воспользоваться, но сегодня я готов к «мужскому» разговору. Я бросаю: «Все нормально, пап?», как бутылку в море, протягивая ему грязную тарелку.
— Угу…
Он задумчиво чешет бороду, а потом осторожно спрашивает:
— Ты доволен этим своим… То есть, ну, этой штукой?
— Вполне. Это, скорее, странное ощущение.
Я машинально приглаживаю волосы, потому что мне нравится зарываться в них пальцами:
— Мне это тоже в новинку. Нужно еще привыкнуть, но так я чувствую себя увереннее.
— Понимаю.
Он и сам слышит, что звучит не очень-то радостно, и потому добавляет:
— Мама права. Главное, чтобы ты чувствовал себя хорошо. У нас с тобой разный опыт, и мы с тобой по-разному относимся к…
Он показывает на свою лысину, на которую я до сих пор избегал смотреть.
— Ну, ты понял.
Мой отец — образцовый собеседник. Выпитая за столом бутылка вина из Сент-Эмильон нисколько не помогла ему выражаться яснее.
— Это немного пугает меня, — продолжает он, убирая приборы на место. — Можно закрыть глаза на проблему, но это ее не решит. Помни об этом.
— Я постараюсь. Скрывать ее мне пока вполне достаточно.
— Я знаю. Должен признать, я был против.
Он закрывает посудомоечную машину и ставит сковородки отмокать в раковину.
— В любом случае, я рад наконец видеть тебя без кепки.
Потом он с недюжинной силой сжимает меня в объятиях и нежно похлопывает по спине.
Глава 9
У воскресного утра отчетливый вкус похмелья. Несмотря на то что я так похож на монаха, в моей жизни было уже два памятных инцидента. Первый случился, когда мне было одиннадцать. Андреа во время семейного ужина стащила со стола бутылку пива, а я, чтобы ее впечатлить, вылакал все, что оставалось в бокалах на столе. Ночью меня стошнило. Умный ребенок усвоил бы урок сразу, но в пятнадцать, поскольку я вырос тупым подростком, я решил попробовать пунш на вечере, устроенном велосипедным клубом моего отца. Это была идея Грегори, сына президента этой ассоциации, которого рвало так, что его пробежка до туалета банкетного зала оставила просто несмываемый след.
В общем, я встаю, и голова тут же идет кругом. Еще вчера меня манило безоблачное будущее. Я выглядел круто в кожанке со своей великолепной стрижкой, и этого было достаточно. Сегодня я думаю о школе, о Джаспере, о всех тех, кто никогда не упускает возможность поиздеваться надо мной. И начинаю злиться.
Я аккуратно причесываюсь в ванной. Не без удовольствия, хотя один вопрос беспокоит меня все больше и больше: что я буду делать завтра? Тип в зеркале не собирается отвечать. Манон отрывается от своего завтрака и смотрит на меня круглыми как блюдца глазами. Ей нужно время, чтобы привыкнуть к моей новой прическе. Папа выходит в белом и флюоресцентно-желтом, готовый к своей ежедневной велопрогулке.
— Вернусь в полпервого, — бросает он, прежде чем уйти. — Возьму на рынке мяса, как обычно.
— Хорошо! — отвечает мама, не отрываясь от чтения романа за барной стойкой. — Как спал, Матт?
— Как убитый.
Точнее и не скажешь.
— Все нормально?
Мама всегда очень чутко реагирует на кислые мины своих детей.
— Просто еще не проснулся. Пойду побегаю.
— Да?
Ее удивление вполне объяснимо. Я перестал бегать с тех пор, как ушел из клуба по легкой атлетике в конце позапрошлого года. Тогда я тренировался каждую неделю и бегал по выходным. Пришлось все бросить, когда моя лысина стала слишком заметной и я начал носить бейсболки не снимая. В беге мне нравилось чувствовать себя свободным. И когда мое тело меня предало, я лишился этого ощущения. Вчера мне показалось, что оно вернулось. Но одна прогулка по Парижу не имеет ничего общего с реальной жизнью.
Когда я думаю о школе, мозги начинают закипать, и я ловлю себя на том, что грызу ногти. Мысли в голове, как лапша в кастрюле, превратились в один спутанный клубок. Мне нужно очистить голову; может быть, потом я смогу что-нибудь придумать.
Я надеваю спортивный костюм и натыкаюсь на зомби-Андреа, которая плетется к туалету. Похоже, Сент-Эмильон поразил не только одного члена этой семьи.
— Не хочешь на пробежку?
— Только если ты хочешь посмотреть на то, как я становлюсь похожа на выбросившегося на берег кита уже через пару метров. Но ты давай, беги, зайчик!