— Это уж точно. Знаешь, я рад, что она живет с нами.
У меня еще не было возможности поговорить с ней об этом. Я горжусь тем, как повели себя мои родители, но я не знаю, известно ли им о гомосексуальности моей кузины и ее ссоре с семьей. Но и рассказывать им о том, что я узнал от нее во время нашей вылазки в центр, я не имею права. Мама шумно сморкается.
— Честно говоря, я не понимаю свою сестру. Она должна была поддержать своего ребенка несмотря ни на что. Признаться, я ужасно злюсь на нее.
— Неудивительно. Во всяком случае, Андреа у нас хорошо. Мне жаль, что поначалу я… немного холодно ее встретил. Я испугался трудностей совместного проживания и…
В конце концов, Андреа моется по вечерам после ужина, чтобы никому не мешать. Время от времени пылесосит, за что ее не устает хвалить отец, играет с Манон в приставку, когда я забиваюсь в свою нору, и совершенно не беспокоит меня. Даже наоборот. Стоит сказать ей об этом. Как бы она не подумала, что на этой неделе я ее избегаю.
— Я сам не свой в последнее время. Надеюсь, она не сердится на меня за это.
— Это не в ее стиле, Матт. Она тебя очень любит, ты же знаешь.
Я вспоминаю наш разговор о ее бывшей и то, как она была печальна, тоже. Я бы хотел поговорить об этом с мамой, но боюсь облажаться. Мне кажется, что Андреа сейчас нужно, чтобы кто-то был рядом, и я в этом деле не на высоте, хотя она сделала для меня все и даже больше в прошлые выходные.
Мама улыбается мне.
— Еще не поздно исправиться. У тебя голова сейчас другим занята. Я хотела сказать тебе… Жаль, что ты больше не носишь парик. Дай себе к нему привыкнуть.
— Если я надену его в школу, меня зачморят. Я не вынесу.
Я и так все время боюсь, что этот ад с избиениями снова начнется…
— Может быть, все не так страшно, как ты думаешь? Рано или поздно они отстанут. Через пару недель уже никто не будет обращать на это внимания.
Мама витает в облаках. Она всегда верит в лучшее в людях, несмотря на то что сама работает в ужасных условиях прогнившей системы с коллегами, которые действуют ей на нервы.
— Нет, для них я навсегда останусь монашком Маттео или Жан-Клодом Дюссе. Это безнадежно.
У нее в глазах стоят слезы.
— Они все еще изводят тебя? Я думала, они прекратили.
— Нет, все нормально. Они отстали.
Комок в горле становится все больше. Я качаю головой; это не так важно.
— Скоро я уеду на подготовительные курсы в Брест, где меня никто не знает. Осталось продержаться всего семь месяцев. Потом я буду свободен как ветер.
— Мы можем перевести тебя в другую школу.
— Посреди учебного года? Ну уж нет. Это отразится на записях в личном деле.
Единственная другая школа неподалеку от нашего дома стоит куда ниже в национальном рейтинге; я не горю желанием объяснять потом подобные перемены на собеседованиях при поступлении на подготовительные курсы. Я поклялся себе в том, что Джаспер не испортит мне мою новую жизнь.
Мамины губы дрожат и кривятся, но она кивает.
— Хорошо.
Потом она признается — и это ужасно трогательно:
— Трудно снова видеть тебя в этой бейсболке.
Она и не представляет, насколько мне тяжело было снова ее надеть.
— Ты уверен, что они клюнули?
Ник нервничает. С начала недели мы болтаемся на орбите планеты в ожидании ответа на наше сообщение. К тому же ни Обливион, ни Алиоша не заходили в игру, и мне пришлось вести переговоры с другим экипажем, чтобы они согласились отложить миссию. Сегодня я как на иголках: мне нужна эта победа, нужен хоть какой-нибудь источник эндорфинов, — например, хорошая трепка, которую мы зададим демону и заодно шайке утырков, которые напали на моего капитана.
— Они понятия не имеют, где затаился демон, — говорю я. — Без нас им его не найти. За него дадут кучу очков.
— Все готово, — вмешивается Обливион.
— Гав!
Бронированный робопес размером с пони принимается вилять хвостом, как только кто-то произносит его имя.
На место встречи мы прибываем за минуту до назначенного времени с готовыми к стрельбе пушками на случай, если что-то пойдет не так. Они без возражений следуют за нами к потухшему вулкану и заходят на посадку.
— Офигеть, телка тоже с вами? — бросает первый из них, спустившись к нам по трапу.
Воин-священник, как и я.
— Заткнись! — отвечает Ник. — Или тебя заткнет она.
— Спокойно, — приказывает Алиоша. — Господа, если вы не в силах потерпеть мое присутствие каких-нибудь полчаса, я вас не держу. Сегодня вечером я перережу глотку этой твари, с вами или без вас.
— Али лучшая, — рычу я в микрофон и слышу саркастические смешки вновь прибывших.