Но меня снедает желание хотя бы попытаться, оно зудит, как укус комара, и не дает мне покоя. Будто мне не терпится содрать с себя кожу, даже если я при этом начну истекать кровью. Стекло напоминает мне и о другом отражении, не том, где мое лицо наполовину закрыто бейсболкой. Искусственно улучшенная версия меня дерзко бросает мне вызов, задрав подбородок и расправив плечи. Нужно только достать клей, чтобы снова стать этим типом, и собрать волю в кулак, чтобы явиться завтра в медиатеку.
Выходя из ванной, я натыкаюсь на отца, который с диким воплем отскакивает к стене, схватившись за сердце. Не на шутку перепугавшись, я бросаюсь к нему, чтобы поддержать его.
— Папа? Все хорошо?
— Да, уф, извини. Просто я не был готов…
Его напугали мои волосы! Что ж, тут нечему удивляться. Папа всегда чуть что начинает кричать. Например, однажды в магазине он изучал ценник дивана, когда рядом с ним уселась Манон. Застигнутый врасплох, он заорал как сумасшедший. Если он будет каждый раз так пугаться, его однажды точно удар хватит.
Он на слабых ногах возвращается в свою комнату, чтобы надеть любимый спортивный костюм. Двумя минутами позже появляется Андреа.
— Что с дядей?
Она смеряет меня взглядом и, не теряя хладнокровия, предполагает:
— Паук? Мохнатый?
— Можно и так сказать.
Кузина, кажется, рада снова видеть меня в парике. Чего нельзя сказать о сидящей в гостиной Манон — и одному богу известно, как ей удается так вращать округлившимися глазами.
— Ты снова надел парик?
Если бы этот вопрос задал кто угодно другой, я бы смутился.
— Волосяную накладку, я бы попросил.
— Зачем ты вообще ее снимал, если собирался снова надевать?
— Манон!
Андреа жестами просит ее замолчать, но моя сестренка не из тех, кто любит сглаживать углы. Она ждет ответа. Я делаю глубокий вдох.
— Я ношу ее по выходным, чтобы привыкнуть к ней.
— Ах вот оно что.
У нее на лице написано, какой дичью ей это кажется. Еще какое-то время мозг обрабатывает поступившую информацию, а потом она восклицает:
— Потому что ты не хочешь носить ее в школу!
Папа, стоящий на кухне, отвечает на мой умоляющий взгляд тяжелым вздохом.
— Манон, ты не хочешь помочь мне приготовить сладкий пирог?
Она соглашается без раздумий: она всегда любила пачкать руки — особенно когда ей было пять. А уж когда речь заходит о еде…
Андреа падает на диван справа от меня, пока я пытаюсь дотянуться до пульта. Ее глаза, наполовину скрывшиеся под веками, следят за мной, хитро поблескивая.
— Окей, кузина, о чем ты хочешь поговорить?
— Ты снова вернул себе волосы!
— Да…
— Круто! Честно говоря, я уж было подумала, что все пропало, но, как видно, нет?
Она нетерпеливо ерзает, ожидая моего ответа.
— Ну? — торопит она меня. — Рассказывай. Что на тебя нашло? Почему ты передумал?
— Просто начинаю привыкать. В следующем году я смогу носить его постоянно, поэтому морально готовлюсь к этому, надевая на выходных.
Она скрещивает руки на груди и недоверчиво спрашивает:
— Вот, значит, как?
— Да, именно так.
Я не собираюсь рассказывать ей о Сурае. Она грозно потрясает указательным пальцем прямо у меня под носом:
— Я чувствую, что ты что-то скрываешь, мой дорогой Маттео.
Она встает с дивана и поправляет свой жилет с максимальным достоинством.
— Я с тобой еще не закончила.
— Я имею право хранить молчание.
— Не со мной, кузен: я твой ангел-хранитель, имей в виду, и я должна знать все.
Она удаляется, злорадно хохоча. По-моему, она слегка тронулась.
Глава 13
На следующее утро над созданием прически, достойной так называться, я провозился куда дольше, чем рассчитывал. В свою защиту хочу сказать, что я успел отвыкнуть от этого. Я вылил на волосы тонну геля, и пришлось снова их мыть и начинать все сначала. Не так-то просто повторить то, что было у тебя на голове, когда ты вышел из парикмахерской неделю назад… Время идет, я нервничаю, а в дверь стучится Андреа.
— Хорошо, а зубы мне можно почистить?
— И мне, и мне! — нетерпеливо топает ногами Манон.
Я освобождаю ванную, готовясь услышать их ахи и охи. Они, конечно, тут же начинают увиваться вокруг, как кошки.
— Ох, братишка, какой же ты красивый!
— Он идет на свидание! — беснуется Манон. — Он идет на свидание!
Я хватаю ее и быстро зажимаю ей рот ладонью. Если родители это услышат, расспросам не будет конца. А папа еще примется учить меня пользоваться презервативами.
— Да тихо ты! Что с тобой такое?