Андреа хлопает в ладоши, светясь от радости:
— Ты угадала, Пукито! У него свидание! Но с кем? Когда? А главное — как?
— Вовсе нет! Вы все напридумывали.
Мои щеки полыхают. Еще немного, и прыщик на правой скуле лопнет сам.
— Шевелись, Манон, — говорит кузина, подталкивая ее в сторону ванной, — мы пришли чистить зубы.
Они хихикают, как дурочки, а я возвращаюсь к себе и надеваю ту кожаную куртку, которую купил на прошлой неделе и потом со священным трепетом убрал ее в шкаф у себя в комнате. На мне джинсы, новые тенниска и свитер, и я выгляжу в них совсем не так, как в привычных огромных толстовках.
Обувь я достаю из шкафа в прихожей и хмурюсь, разглядывая свои стоптанные кеды. Могут ли они меня выдать? Я сую руки в карманы и улыбаюсь маме, которая стоит у входа на кухню, прислонившись к дверному косяку.
— Мой мальчик вырос, — говорит она, прежде чем подойти и поцеловать меня в лоб.
— Он идет гулять? — спрашивает папа из гостиной.
— Он идет гулять.
Мы обмениваемся заговорщицкими взглядами. Да, я иду гулять вместо того, чтобы засесть в своем логове. Но я не забыл включить оповещения на случай, если я понадоблюсь экипажу «Скайдаста».
— Я тоже иду! — кричит Андреа, хватая меня за руку. — Надо сходить в магазин.
— Повеселитесь там, дети! — со смешком наставляет нас папа.
Лифт едет долго, и мы сбегаем по лестнице. Я оказываюсь внизу первым; кузина за моей спиной пыхтит как паровоз.
— Пойдем со мной на пробежку завтра. Ты явно не в форме…
— Уж лучше смерть. Куда ты собрался? Ты стопроц из-за этого решил снова надеть парик!
Я придерживаю для нее подъездную дверь. Для первого декабря снаружи стоит удивительно хорошая погода, но воздух морозный и влажный. Я оборачиваю вокруг шеи шарф, а Андреа застегивает свою черную парку. Ее голубая прядка блестит на солнце. Я не хочу ей врать. Да и зачем?
— Я иду в медиатеку.
— Чтобы встретиться там с девчонкой?
— Все-то тебе расскажи! Есть у меня право на личную жизнь или нет?
— Ты выглядишь так, будто собираешься сделать какую-то глупость. Я иду с тобой.
Она не оставляет мне выбора и заставляет меня расколоться. Я рассказываю ей обо всем: о Сурае, о подслушанном в автобусе разговоре и о дикой идее прийти туда.
— И что конкретно ты собираешься делать? — взволнованно спрашивает она. — Просто припрешься туда и подкатишь к ней? Только не говори мне, что будешь просто пялиться на нее.
— Конечно, нет! Я не собираюсь следить за ней, как какой-нибудь извращенец, я же не хочу напугать ее до смерти! У меня нет никакого плана, я понятия не имею, что произойдет, это чистый экспромт.
— Что тогда? — продолжает напирать она.
— Просто попытаю удачу.
Андреа непонимающе останавливается. Вырывающиеся у нас изо ртов облачка пара повисают в морозном воздухе.
— Меня не узнать, разве нет? Вы сами так говорили на прошлой неделе!
— Да, ты прав…
Ее лицо озаряет понимание, и мои губы растягиваются в улыбке.
— Если повезет, она и не узнает.
Вопрос только в чертах лица. Я выпрямился, больше не втягиваю голову в плечи, мне больше не хочется скрыться с чужих глаз как можно скорее, мне больше не… стыдно. Парик сильно изменил меня. Я хотел захватить наушники, когда уходил, и я круто выгляжу в этой кожаной куртке. У меня вырастают крылья от множества новых ощущений и пьянящего чувства, будто я оказался в чужой шкуре… Новая возможность встретить Сураю вне школы представится еще нескоро. Действовать нужно сейчас или никогда.
Но Андреа все еще настроена скептически.
— А если она тебя раскусит?
— В худшем случае начну все отрицать, притворюсь двоюродным братом, который приехал погостить. Скажу, что она ошиблась; может, прокатит.
Честно говоря, от одной этой мысли у меня в жилах стынет кровь; я не уверен, что вообще смогу открыть рот, чтобы сказать хоть слово в свою защиту, если она обо всем догадается. Андреа со смешком хлопает меня по спине.
— А ты наглец. Но мне нравится.
— Может, мы станем друзьями… Или кем-то большим, если у нас окажется много общего. Нужно, по крайней мере, завязать разговор. И еще не факт, что у меня это получится.
С волосами или без, я ужасно застенчив, и мой опыт в любовных отношениях стремится к нулю. Один раз, когда мне было тринадцать, я поцеловал девчонку в летнем лагере. Это, в общем-то, все.
Мы с Андреа идем плечом к плечу, засунув руки в карманы.
— Будь осторожен, — советует она мне, прервав затянувшееся молчание. — Если ты попытаешься склеить ее, как последнюю дуру, она просто пошлет тебя, и этим все кончится. Она пришла в медиатеку, чтобы позаниматься, а не чтобы до нее докопался какой-то левый чувак. Девчонки ненавидят, когда к ним пристают и начинают тратить их время попусту. Я не знаю, почему мужики решили, что можно так делать, но клянусь тебе: после такого мы хотим убивать.