Несмотря на то, что она все еще находилась на испытательном сроке и в периоде обучения, Лиз чувствовала себя на службе устроенной и удобной. Каждое утро, выходя из квартиры в Холлоуэе, которую она делила с четырьмя другими выпускниками Бристоля, чтобы добраться на метро до Темз-Хаус, она с нетерпением ждала этого дня.
Несмотря на то, что она училась в университете в городе, на самом деле она не была городской девушкой. Она выросла в сельской местности Уилтшира, где ее отец был агентом по продаже земли для крупного поместья. Он уже умер, а поместье распалось после смерти последнего владельца, не оставив наследника, но ее мать все еще жила в восьмиугольной сторожке, где воспитывалась Лиз. Сьюзен Карлайл управляла процветающим садовым центром, который теперь занимал старые огороды поместья.
Лиз нравилось жить в Лондоне, и она чувствовала себя виноватой, что редко ездила в Уилтшир, так как знала, что ее мать одинока. Сьюзен Карлайл не скрывала, что хотела бы, чтобы Лиз бросила то, что она считала «опасной работой», и вышла замуж за симпатичного молодого человека, адвоката, доктора или кого-то еще безопасного. Лиз не могла придумать ничего, что она хотела бы делать меньше.
Между ними у Лиз и ее соседей по квартире был довольно широкий круг друзей. На общественной жизни Лиз была слабая тень в том смысле, что она не могла с энтузиазмом присоединиться к тому, когда все остальные говорили о своей работе, но она доверяла тем, с кем жила, и говорила им, что работает на одну из спецслужб. , так что они защищали ее и не задавали вопросов, когда слышали, как она рассказывала случайным знакомым, что работает в PR-агентстве.
Прикомандирование в полицию Мерсисайда стало значительным потрясением. Лиз знала, что на каком-то этапе, в рамках программы обучения, ее отправят на прикрепление для изучения работы провинциальной полиции и ее Особого отдела, но не ожидала этого так скоро. А Ливерпуль был для нее чужой территорией — она никогда не была севернее Ноттингема.
Это был период до того, как мирный процесс закрепился в Северной Ирландии, и она была одной из группы, собиравшей разведданные об угрозе со стороны Временной ИРА. В Ливерпуле было устоявшееся сообщество ирландских эмигрантов, многие из которых симпатизировали националистам, а некоторые имели настоящие связи с Прово. У Специального отдела было несколько источников, которые время от времени давали полезную информацию, так что она уже имела дело с офицерами Особого отдела Мерсисайда, и они ей не очень нравились. В тот мрачный дождливый день, когда она ехала на поезде в Ливерпуль, она нервничала.
Как оказалось, у нее были на это веские причины, но не из-за ИРА. В прямоугольном красном корпусе штаб-квартиры полиции рядом с доками мрачный сержант средних лет с карандашом за ухом отправил ее наверх, ворча и дергая большим пальцем. Этажом выше она обнаружила большую комнату открытой планировки с дюжиной или около того партами, расставленными неаккуратными рядами, примерно половина из них была занята мужчинами, некоторые молодые, некоторые среднего возраста, некоторые в рубашечных рукавах, некоторые в кожаных куртках, некоторые печатали, некоторые говорить по телефону. Сигаретный дым висел в воздухе синей нециркулирующей дымкой.
Все мужчины подняли глаза, когда Лиз вошла в комнату. Она спросила, где можно найти детектива-инспектора Эйвери, и один из них указал на заднюю часть комнаты, где небольшой кабинет был отгорожен непрозрачным стеклом. Когда Лиз прошла через ряды столов, кто-то издал низкий волчий свист. Лиз попыталась не реагировать, но почувствовала, что краснеет.
Она постучала в дверь, и грубый голос сказал: «Входите» . Открыв дверь, она увидела широкоплечего мужчину в рубашке с рукавами рубашки и галстуком, спущенным на пару дюймов от воротника. Он выглядел почти в пенсионном возрасте, и его седеющие волосы были очень коротко подстрижены, хотя он позволил своим буфетам отрасти в каком-то ошибочном юношеском порыве.
Эйвери выглядела раздраженной ее вторжением. — Что я могу сделать для вас, мисс?
— Инспектор Эйвери? Мужчина кивнул. «Я здесь из ящика 500», — сказала Лиз, используя аббревиатуру, под которой полиция называла МИ-5. — Меня зовут Лиз Карлайл.
Он уставился на нее. — Вы Карлайл? Он казался удивленным. «Я ожидал Джорджа Карлайла, или Джона Карлайла, или даже Симуса Карлайла. Но никто ничего не сказал о Лиз Карлайл. Он смотрел на нее с отвращением; Лиз не знала, что сказать. Эйвери внезапно добавила: «Я полагаю, ты выпускник».
'Да.' Никогда еще она не гордилась этим меньше.
'Хорошо. Тогда ты привыкнешь к чтению. Он указал на три стопки бумаг на боковом столике. — Можешь начать с них. У меня есть дела поважнее, чем читать весь день всякую ерунду из министерства внутренних дел. Приходи утром и скажи мне, что там внутри.
После такого приветствия Лиз решила, что все должно стать лучше. Она ошибалась. На третий день у нее появилось прозвище — Мата Хари — но не более того, в форме контактов с ее новыми коллегами по работе, чье первоначальное любопытство быстро сменилось дедовскими ритуалами братства американского колледжа. В первое утро, когда Лиз подошла к выделенному ей столу, она обнаружила большую сигару, лежащую на столешнице. Через час, когда она вернулась с чашкой мутного кофе из торгового автомата в холле, она обнаружила, что кто-то многозначительно передвинул сигару на сиденье ее стула. Пока мужчины вокруг нее украдкой наблюдали, она сломала сигару пополам и бросила ее в корзину для бумаг.
На следующее утро еще одна сигара была на месте. Лиз снова выбросила его и на этот раз громко, не оглядываясь по сторонам, сказала: «Надеюсь, вы, мальчики, сможете покрыть расходы сигарами». Если это продолжится, это будет стоить вам целое состояние».
Всю неделю она обедала одна и никого не видела после работы. Единственной другой женщиной в офисе, машинисткой детектива Эйвери, была женщина средних лет по имени Нелли, которая приходила ровно в девять утра и уходила ровно в пять вечера. Она явно никогда не читала Жермен Грир и не слышала о сестринской солидарности; она старалась не обращать внимания на Лиз.
Не все мужчины присоединились к травле. Некоторые просто игнорировали ее, и один был особенно вежлив — Макманус, высокий детектив-сержант с острыми чертами лица, который одевался лучше остальных.