— О чем? — спросил Митя.
— Об этом!
Тяжелый удар чугунным утюгом обрушился Мите на челюсть слева, второй утюг прилетел справа и врезался в скулу, третий двинул снизу, прямо в подбородок, затылок гулко пробил по металлу, и Митины ноги сложились сами, как у старого плюшевого мишки, из которого наполовину высыпались опилки.
Он открыл глаза и закрыл их в ту же секунду, ярким светом резанула ничем не прикрытая мощная лампа без абажура. Внутри глаз поселилась почему — то синяя змейка спирали — возбуждение на сетчатке. Защитив глаза ладонью, Митя открыл их снова.
— Очухался, придурок, — отметил голос Мишки его возвращение к жизни. — Значит, так. Я сейчас уйду ненадолго. Ты тут сиди тихо. Я буду неподалеку. Станешь шуметь, приду — зарежу.
Для подтверждения слов он дернул Митю за грудки и сунул ему под нос острое блестящие лезвие. Митя узнал свой собственный швейцарский ножик, и неожиданно сразу накатили слезы. Так неожиданно, что он не смог сдержать их, глубоко задышал, засопел, скривился, и капли соленой влаги смочили ему ресницы.
Мишка довольно ухмыльнулся.
— Ноешь, сучонок.
Митя застонал от злобы, мгновенно сменившей горесть, и это помогло. Он превозмог слезы. Ведь плакал — то не от страха.
— Сиди тихо, — еще раз повторил Мишка. — Вернемся, решим, что с тобой делать.
Он вышел и запер дверь, гремя задвижкой и замком снаружи. Потом погас свет, значит, и выключатель на улице.
Митя сел, он находился теперь в полной темноте, но при свете успел понять, где его закрыли. Все тот же гараж. Положение отчаянное. Вот тебе и полная свобода действий.
Митя сплюнул в сторону на невидимый пол вязкой кровавой слюной. Крови — полон рот, давно его так не били. И башка гудит, будто колокол. Надо же, как Майк его вырубил. Он попробовал встать, и это получилось, хотя и не без труда. Ноги все еще были ватные, к горлу подступила тошнота.
— Ничего, — просипел он сам для себя. — Все фигня, кроме пчел.
Где — то здесь должно было быть то, что он так искал. Митя хотел это хотя бы пощупать. Сделав два шага в предполагаемом направлении, он на него наткнулся. Мотобайк оказался всего в двух шагах. Митя склонился над ним и, как настоящий слепой, принялся ощупывать машину.
— Значит, не заводится, — пробормотал он. Сначала они зажгли свет. Потом гремели замком.
Потом кто — то засмеялся. Потом распахнулись двери.
Они были втроем.
— Бе са мэ мучо! Гляди, уселся, — ухмыляясь, сказал брат Никиты.
— Играется, — буркнул Майк.
— Эй! — понял все Никита. Поздно. Митя дал по газам.
Мотобайк взревел и кинулся в дверь взбесившимся зверем. Сергей увернулся лишь чудом. Все они что — то кричали вслед, но что — он не расслышал. Митя вновь вырвался на свободу.
По крутой дуге, по какой — то рыхлой земле, может быть, по огороду, Митя вырулил на мотобайке к воротам. Ему хватило времени соскочить и распахнуть их, прежде чем хозяева выбежали из — за угла дома. Он был уже снова в седле и, не удержавшись от последней издевки — правая рука согнута в локте, кулак сжат, поднят вверх, ладонь левой руки на сгибе правой, — опять по газам и с ревом за ворота.
Не говори "гоп", учил его папа. Едва Митя выехал на дорогу, ту самую, по которой пришел сюда за Сергеем и "сосущим пиво", он увидел приближающуюся фару и даже сквозь шум мотора мотобайка услышал рокот. Сюда мчался Лысый.
На секунду Митя притормозил и услышал еще, что кричат у него за спиной.
— Лысый! Лысый! Держи его, Лысый!
"А пусть догонит!" — обрадовался Митя и повернул в другую сторону.
Ровная дорога кончилась, начались ухабы проселка.
Митя срочно включил фару. Он скакал по колее, подлетая порой на полметра, уже стоя и пружиня на полусогнутых ногах, чтобы не отбить зад и не вылететь прочь из седла. Он мчался в ночи и смеялся. Сбылась мечта идиота, он мчался на мотобайке! Только в этот момент Митя признался себе, что давно хотел этого.
И у него сразу здорово получалось, когда он на мгновенье обернулся, то увидел ныряющую фару мотоцикла далеко за спиной.
"Как же, — позлорадствовал Митя. — Догнали на колымаге".
И все же Лысый держался неплохо, он сел на хвост. Зацепился. Расстояние между ними не уменьшалось, но и не увеличивалось. Стоило теперь Мите ошибиться, не то что врезаться куда — нибудь, а только заглохнуть ненадолго — все, Лысый догонит. И тогда кто кого. Почему — то Мите казалось, что в рукопашной победителем выйдет Лысый. Поэтому он собрался и еще внимательнее стал следить за дорогой.
Эта был один из тех путей в Бузырино из Дубков, который он отвергал из — за его длины. Вся дорога полем да лесом — ни деревень, ни ментов и почти вообще никого, а уж ночью — то и подавно.
Вот он и в лесу. Как быстро! Здесь Митя потерял на время своего преследователя из виду. Даже рокот заглушила зеленая масса. Две черных стены по краям дороги — ели, сосны, осины, а кажется, что в ущелье. Он уже остерегался гнать, как по полю, много поворотов, и не видно, что там, за изгибом дороги. Если Лысый сумеет прибавить, может догнать. Скорее бы лес кончился. Но лесная дорога была не только извилистой, а еще и длинной.
Один раз Митю на повороте так кинуло в сторону на кочке, что он проехался несколько метров на двух боковых колесах. К счастью, не перевернулся.
— Еще немного, да кончайся ты, — бормотал он себе под нос, беседуя на ходу и с собой, и с лесом.
Митя выскочил из лесного ущелья, и сразу все стало светло, гладко и хорошо. Потому что на небе луна, потому что там, где кончался лес, сразу начиналась шоссейка, потому что он понял, что победил. А еще через несколько мгновений он увидел крыши Дубков и отдельно ферму Петровича. Он свернул к ним опять на проселок, больше напоминающий бездорожье, но это уже не имело никакого значения. Вон освещенные ворота, вон какая — то машина возле них, и громогласно брешет Нерон на звук мотобайка..
У проходной Митя остановился, заглушил мотор и спрыгнул на землю.
"Ба — а! Да это же менты на "УАЗе".
И они тоже удивились и обрадовались Мите.
— А ты откуда взялся, такой красивый? — спросил невысокий сержант, выскакивая из правой дверцы автомобиля. — Стой — ка, стой — ка, что это у тебя за драндулет?
— Это не мой, — тут же сознался Митя. — Но я его
не угонял. Наоборот, возвращаю.
А потом чудеса начались такие, что Митя не знал просто, что и думать. Ворота открыл Толян, а не Виктор — это было, конечно, не чудо, хотя Толян должен быть в отпуске. Потом пришел подгулявший Петрович на пару с таким же Кобзарем, добрым — добрым, и это выглядело много чуднее. Но когда из милицейской машины вылезли Бэн и Тоша, Митя присел на мотобайк от изумленья. Силы ему изменили.
Глава XIV
МОЛЧАНИЕ БОЛТУНА
— Ты дурак, Попандопуло! — громко ругался Бэн. — Они подставили тебя, а ты сидишь и молчишь!
Митя сидел и молчал.
— Ты дурак… — в который раз начал Беньяминов.
— Не кричи на него, — осекла Тоша.
И Бэн после этого тоже замолчал, будто только и ждал, чтобы его остановили. Теперь они молчали втроем, потому что Тоша тоже ничего больше не говорила.
До приезда автобуса оставалось еще минут десять. Еще вчера Митя мечтал бы в такой момент, чтобы автобус опоздал, а лучше, чтобы вообще не пришел. Но сегодня он был даже рад, вернее, не столько рад, сколько внутренне согласен, что его друзья уезжают. Он хотел остаться один. "Ну вот, все закончилось", — сказала Тоша, когда они вчера, нет, уже сегодня ночью заняли после всех многочисленных событий и последующих объяснений свои раскладушки под тентом. Митя смолчал, но уже тогда он знал, что для него еще закончено не все. Но только для него одного, и тут ему никто не поможет.
Вообще — то объяснения Митя выдал этой ночью скудные. Катковым вообще ничего почти не сказал — забирайте мотобайк, и "спасибо" не надо. На вопросы милиции — чуть больше. Где взял? В лесу нашел, с той стороны и приехал. Как так — нашел? Возвращался с дискотеки, шел через лес, зашел в кустики, а там мотобайк тот самый. Место не помню — темно было. Как узнал тогда, что тот самый, если темно? Луна была. Зачем в кустики, если в лесу и один? По — другому не умею, стесняюсь. Как завел без ключа? Провода на зажигании оторвал, соединил, как надо, и приехал. Откуда знаешь, как надо? В кружок ходил, вот и все. Почему морда битая? С мотобайка навернулся.