Не прибыл ещё начальник продовольственного снабжения, и часть обязанностей по продслужбе придётся переложить на вас, временно, до его прибытия. Завтра с вами займёмся подысканием помещений под санчасть, под медпункт и камбуз.
Посмотрев на меня, он добрым голосом сказал: "зовите меня просто Дмитрий Николаевич, я не люблю доклады и рапорты, иногда это излишне".
Каждый день в течение недели я была в разъездах. С Ораниенбаума привезла две автомашины медикаментов, далось получить хирургический инструментарий и много перевязочного материала. В Ораниенбаум пришлось ездить четыре раза, пока не укомплектовали мою заявку и не отобрали все медикаменты.
Проезжая по берегу залива, я всякий раз видела у берега пирсе крейсер "Аврору"; флаг крейсера развевался по ветру. Корабль был без пушек, все они были сняты и девять из ни установлены на нашей батарее "А".
Неоднократно была и в Ленинграде, по запросу выписки белья для санчасти. По пути заезжала в ЛенМор базу для получения обмундирования, а также и за продуктами, так как начпрода ещё не было.
<...> ( совещание у командира)
Командир батареи сказал: "приказы поступают каждый день из штаба флота и из Санотдела. Нам с вами надо так же подумать, как с личным составом проводить противохимическую подготовку. У врага есть химическое орудие. Не исключена возможность, что он применит отравляющие вещества на Ленинградском фронте. Начальника химической службы у нас по штатам не положено, а готовить людей надо, поскольку химия ближе к медицине, возложить придётся на вас. Время занятий придётся выкраивать за счёт сокращения часов по артиллерии, а может быть сократить ваши занятия по санитарной подготовке?"
Я ему возразила, что санитарная подготовка не менее важна в наших условиях, так как пока я доберусь до 5 или 6 пушки, за это время раненый скончается. Жизнь раненного зависит всегда от того, как грамотно и быстро окажет ему помощь боевой санитар или товарищ. От них у меня зависит не только жизнь бойца, но и его боеспособность. При правильном оказании помощи раненный может даже продолжать бой.
К первому врачебному приёму я готовилась, как к празднику. С вечера вымыла полу и всё расставила. Для санчасти было выделено помещение веранды, площадью около 10 кв. метров. Вся обстановка состояла из двух столов, на одном из ни был развёрнут хирургический инструмент. Второй стол для документации, за которым я должна была вести приём больных. На столе стояли полевые цветы, письменный прибор и журнал для записи больных.
Я волновалась, как перед экзаменами. Одела белоснежные халат и колпак, лакированные свои туфли, решила обновить по этому случаю. Чаще обычного смотрелась в зеркало - все ли аккуратно?
С волнением я ждала своего первого больного. Кто он будет? Первый больной у врача запоминается на всю жизнь. Я мысленно вела разговор с больным, мысленно задавала ему вопросы. Вспоминала своих профессоров, как они расспрашивали больных и задавали им вопросы. Внушала себе, что с больным следует быть уверенной в себе, спокойной, не растеряться. Неуверенность врача плохо действует на больного. Внушала себе не улыбаться, но при виде таких интересных моряков, сдержусь ли? И если нет, то что они могут подумать обо мне?
Со всеми этими мыслями я не заметила, как прошёл час времени, а больных все не было. Второй час тянулся медленнее, а больных все не было. Я стала волноваться. почему не идут больные? Видимо мой вид не внушает доверия? Так с 8 до 10, отведённые два часа на приём прошли в ожидании, но никто не пришёл. В журнале не было сделано ни одной записи. Мне стало грустно, полевые цветы, стоящие на столе, показались вялыми.
В ожидании больных прошёл и второй день приёма, то же никто не пришёл. Я переживала и думала-значит точно, что я не понравилась морякам. Я вспоминала свою практику во время учёбы, которую проходила в учебном отряде подплава им. Кирова, там на приём краснофлотцы приходили взводами, в основном здоровые, потом, как выяснялось, приходили из-за любопытства посмотреть на молодого врача, поговорить, а здесь даже любопытных не было... На третий день моего приёма пришёл командир батареи ст. л-нт Иванов Д.Н. Я его увидала в окно, он быстро шагал, лицо его мне показалось мрачным. Вошёл нахмуренный, явно недовольный. "Дмитрии Николаевич, Вы заболели?" - был мол вопрос к нему. "Нет, я здоров. Я пришёл выяснить, кто к вам приходит лечиться? Как только издал приказ о приёме врача, так половина краснофлотцев заболело. Просят увольнительные у командиров и идут к врачу". "Дмитрии Николаевич, но ко мне на приём никто не приходил. Третий день жду больных, а их нет. Посмотрите - журнал для регистрации больных чистый, в него не одном фамилии не вписано". Я смотрела на командира ничего не понимая. А он стоял, что-то думая, потом улыбнулся, сказав мне "понятно", и быстро вышел. На следующий день, на докладе у командира, он мне сказал: "я видоизменил приказ о приёме больных. В вашей санчасти производить приёма больных не будете, не будете терять время на ожидание. Если кто и заболеет, то будете ходить к больному на пушку. Велосипед у вас есть, к тому же у нас все здоровые и вызовы будут единичные. Это вызвано обстановкой и моим приказом, запрещающим краснофлотцам отлучаться с орудий, и они не будут отпускаться без моего разрешения никуда".
Командир был строг, и напоминал рассерженного учителя. Позже мне стало известно, что многие краснофлотцы брали увольнительные к врачу, но до санчасти не доходили, слишком большие преграды они встречали на своём пути, которые не могли преодолеть - этими преградами были женщины-окопницы, в основном молодые девушки студентки ленинградских техникумов и вузов. В районе позиций нашей батареи проводились оборонные работы. Рылись противотанковые рвы и окопы. Часто проходя мимо них, я видела, как они энергично работали лопатами и домами, от чего их нежные руки покрывались кровавыми мозолями и не раз мне приходилось давать им перевязочный материал и оказывать медицинскую помощь. Наши моряки видели работающих женщин, ежедневно, со всех орудии, так как эти рвы в основном огибали все маши позиции.
Наши моряки и раньше, в свободное время, ходили в расположение женщин и видели, какую трудную и тяжёлую работу они выполняют. Они ходили туда не только для знакомства и разговоров с молодыми девушками, но и для того, чтобы помочь им в их работе. Моряки не могли равнодушно смотреть на этот изнуряющий труд женщин, вот почему был дан приказ больных смотреть на пушках, что бы они не ходили этот непреодолимый многокилометровый путь до санчасти. Но я убедилась позже, что и этот приказ командира не был им преградой для встречи с женщинами. Они нашли путь под другим предлогом: наши пушки и палатки, а также все тропинки тщательно маскировались ветками и травой. А растущую рядом зелень врывать не разрешалось в целях соблюдения маскировки. За зеленью моряки ходили в лес, тратили на это много времени. Тогда девушки решили им заранее заготавливать ветки, а моряки помогали им работать на траншеях и уходили с заготовленной зеленью.
Маскировка наших орудий и траншей была настолько хорошей, что трудно было определить наше расположение даже на близком расстоянии. Такая маскировка спасала нас от вражеских бомбёжек. Несмотря на массированные налёты, пока не было ни одного прямого попадания бомб.
На днях старшина 5-го орудия Кукушкин Алексей, мне рас сказал: "стал проверять, - откуда ребята носят огромные охапки веток и приходят какие-то весёлые? Пошёл за ними, к сараю, что на опушке леса, смотрю, а в сарае расположились женщины - окопницы. Ясно стало, почему все просятся сходить за ветками. Стал я разговаривать и рассматривать девушек, среди них смотрю и глазам не верю, - стоит похудевшая, в платочке, моя жена Анна. И подумать только, - рядом работала несколько дней, а мы с ней оба не знали. Попросил лейтенанта Смаглия разрежения на посещение жены к нам в палатку. Угощали её чаем и ужином".