На мой стук в дверь отворила моя сестра. Увидев меня, она спросила "так рано и с чемоданом, что случилось?"
"Уезжаю на фронт пришла попрощаться, через час должна уйти". Выпалила я это с некоторым восторгом, улыбаясь и задерживая внутреннее волнение. "Что же так быстро? И не поговорить". Муж сестры, Пётр Иванович, встретил меня с улыбкой: "Значит на войну, это хорошо, я бы тоже пошёл, да завод не пускает".
Наскоро позавтракав, я стала разбирать свой чемодан, уж больно он был тяжёлым. Несколько раз я перекладывала книги, поднимала чемодан и снова принималась перебирать их озадаченным вопросом, что все книги нужные всегда:
Хирургия, и терапия, и инфекционные и много других, а тяжесть пугала. Как там работать без книг? Тем более начинающему врачу? Сестра стала волноваться за меня и сказала? "Возьми главные книги", на что ответила, что в медицине книги все главнее. В чемодане оставила места только для пары туфель и вновь сшитого бального платья, которое так и не пришлось ни разу одеть. Вспомнил, как мы в академии готовились к выпускному балу. Сколько было у всех приготовлений; все сшили новые и красивые платья, нам разрешено было быть на вечере, в гражданском платье. Сколько же у нас у девушек было по этому поводу разговоров и хлопот. Банкет должен был состояться в ресторане "Европа". Все выпускники готовились к этому с большой радостью, как самому большому празднику. Но война все сорвала. Теперь я новое платье аккуратно свёртывала, и клала в чемодан.
Сестра, увидев, что я делаю, строго спросила: "зачем бы берёшь платье бальное и лакированные туфли на фронт? Тебе выдадут сапоги и шинель, а в таких платьях и туфлях не воюют". На что я ответила: "а что я одену в день победы?". На такой ответ моя сестра радостно рассмеялась. "Тогда бери, это хорошо, что ты думаешь о победе".
Ничего, успокаивала я себя, Гитлер сорвал выпускной бал, и не пришлось нарядной потанцевать, так погуляем и потанцуем после войны - в день победы ещё веселее.
В своих сборах я замечталась и не заметила, как пришла Мария Ульянова, наша дальняя родственница. Я помню, она мне сказала: "Тоня, ты уходишь на фронт, это хорошо, может увидишь на фронте моего Ивана? Напиши Дусе, а то как ушёл ни одного письмеца не прислал".
"Напишу обязательно если увижу, да ведь фронт то большой".
На что она сказала - "фронт большой, а мир тесен. Всё бывает в жизни. Не живётся людям спокойно - войну затеяли", - продолжала она. "Гитлер-собака виноват, ишь куда полезли - на Россию. Но погодите, несдобровать вам! У нас поддадут им наши Иваны".
Разговаривать и засиживаться у меня не было времени, да и сестра спешила на работу. Мои родственницы проводили меня до Мариинского театра, я здесь их расцеловала, села на трамвай и стала махать им рукой, а они стояли на остановке и обе плакали.
На Балтийском вокзале я села на пригородный поезд, Гатчинский. Вагон был почти пустой, сидело несколько человек. Через три минуты поезд тронулся. Хорошо думаю, скоро доеду. Через скамейки сидели две женщины и очень громко одновременно говорили сразу обе. Я была занята своими мыслями, но невольно слышала их речь: "Нет, я эвакуироваться не буду, я на фронт мужу написал, что никуда из Ленинграда не поеду. Лето с сынишкой отсижу на даче, а там гляди к зиме и война кончится. Что-то мой муж панику наводит. Пишет в письмах, уезжай немедленно на Урал, я наотрез отказала, зачем это нам ехать, да ещё к свекрови, к его матери. И в Ленинграде оставаться на страшно, такой-то город...". Её собеседница, все время перебивая, также высказывала подобное мнение, что и она никуда не поедет.
На станции Лигово женщины вышли и в вагоне стало тихо. Я сосредоточеннее стала думать, что меня ждёт впереди: и вопросы возникали сами - какая санчасть, есть ли лазарет? Кто начальник санчасти, какой коллектив, есть ли врачи? Сотни вопросов рождались в моей голове, волновала неизвестность. Но вот и Красное Село, поезд остановился. Следующая станция Дудергоф, и я пошла к выходу. Из окна вагона были видны горы, поросшие соснам, я подумала, что вот это и есть, наверное, Дудергофские высоты?
БАТАРЕЯ "А"
На станции Дудергоф я вышла одна из вагона, со всего поезда вышло не более трёх человек, и все быстро разошлись. Я осталась одна с чемоданом в руке и рюкзаком за спиной. Где же здесь находится батарея "А"?
И я стала внимательно всматриваться в местность: между железной дорогой озеро и несколько домиков - нет, здесь не может быть. Посмотрела назад, позади станции возвышалась крутая гора, по склону её и на верху стояли высокие сосны. Куда идти? Пойду по дороге, куда-то меня она выведет, а может кто попадётся на встречу из моряков? Дорога вела вправо в посёлок, с незначительным подъёмом. По обеим сторонам стояли деревянные домики, и они утопали в зелени садов. Людей не было видно. Место красивое, я шла и внимательно рассматривала все кругом. Я шла медленно, сказывались подъем в гору тяжесть чемодана с рюкзаком. Солнце светило ярко и основательно прогревало сквозь суконный китель, было жарко, но дышалось легко свежесть и ароматом цветов и зелени. Люди мне на встречу не попадались, и никто не обгонял.
Встала передохнуть, и вдруг их соседнего дома выскочил мальчик лет 12-ти, пробежал мимо меня, но я окликнула его вслед. Он остановился и с серьёзным видом подошёл ко мне. Видно было, что этот мальчик с расцарапанными босыми ногами и руками, лучший разведчик этих мест, он облазил всю местность. Я его спросила: "Дружок, ты не подскажешь, где здесь моряки?" Мальчик внимательно разглядывал меня, о чём-то думал, я поняла, что перед ним незнакомое лицо, да ещё женщина в морской форме - он не решался говорить.
"Мальчик ты не бойся. Я морской врач иду лечить моряков, но разыскать из не могу, помоги мне". От моих слов он просиял, и стал рассказывать о моряках и даже о пушке, которую он видел и показал мне рукой направление.
Дошла до каменного здания школы, которое стояло почти на самой горе, и свернула в лес. Сосны стояли стройные как сечи и высокие, воздух опьянел, стояла тишина. При выходе в лес я стала тщательнее присматриваться и прислушиваться, и из-за кустов за оврагом послышался глухой стук. Я пошла на стук, обойдя кустарник, за ним увидала походную кухню. Вот она, какая в натуре, а я её знала только по картинкам. Здесь же около кузни на траве сидел моряк, чистил картофель и клал его на траву. Второй, видимо кок, здоровый малый в тельняшке, с засученными рукавами, топором разрубал мясо. И куски также клал на траву. Я подошла тихо. Моряки, увлечённые, меня не заметили. Я стояла около кустов, смотрела на их работу молча. Первым заметил меня кок, и был несколько смущён моему внезапному появлению. Моряк быстрыми движениям поднял мясо с травы и положил в бачок.
Подошёл ко мне с вопросом: "Вы врач? К нам прибыли, мы давно ждём врача". Коку явно хотелось со мной поговорить, но на все его вопросы я ответила, "проводите меня пожалуйста к командиру". "С удовольствием. Наш командир находится в штабе, я пять минут тому назад там был и его видел".
Мы вышли на поляну, кок показал мне, вот в том домике что стоит на краю горы без крыши, пусть это вас не смущает, дом новый, стропила есть, а крышу сделаем быстро. Там наш штаб и всё хозяйство. Извините, я побегу к кухне, закладывать в котёл.
Я подошла к дому, крылечко было недостроенное, состояло из трёх брёвен. Двери дома были все открыты, миновав крыльцо я вошла в коридор, в конце которого лежало аккуратно сложенное обмундирование. Из коридора в комнату дверь была открыта, весь дом состоял из большой комнаты, большую часть которой занимало так же обмундирование и имущество. Около стола, в углу у окна, я увидала молодого командир в звании старшего лейтенанта. Он часто писал, лицо его было сосредоточенно, капли пота выступили у него на лбу, влажные светлые волосы спускали на лоб. Китель был расстегнут и виден был ослепительно белый подшитый воротничок. Командир не слушал, как я вошла и уже подошла почти к столу.