Поднявшись на гору, мы прошли метров сто по полянке. "А вот и наша палатка", сказал старшина, но её трудно было сразу узнать, она была замаскирована зеленью. В палатке по обе стороны стояли аккуратно заправленные одеялами матрацы. По углам стояли тумбочки. Данилов открыл одну из тумбочек: "Посмотрите доктор, у нас чистота и порядок, как на Балтике. Вы не смотрите, что у нас пол земляной, в палатке мы живём временно, скоро будем строить землянку и по своему проекту, такую сделаем, что все завидовать будут".
Мы вышли из палатки. Скулачёв ожидал меня на горе. "Николай, ты долго задерживаешь, нам надо спешить", - крикнул он. А Данилов все продолжал говорить и спрашивал меня: "как вам, понравилось у нас?". "У вас нормальная чистота и здоровые на вид краснофлотцы".
"У нас дружба морская, мы живём по принципу "один за всех и все за одного".
Я поблагодарила старшину, и он вытянулся, взяв руку под козырёк. Парень хваткий, его не проведёшь, подумала я.
Скулачёв, спускаясь по тропке с горы, сказал: "это старшина заговорит кого угодно. Парень хват. Боевой старшина. У него на пушке всегда порядок. Командир на первом орудии лейтенант Скоромников Георгий Архипович, он сегодня уехал в город. С таким старшиной можно спокойно уехать, у него никто не забалует".
Мы шли у подножья Ореховой горы. Скулачёв рассказывал мне про правый фланг батареи, про первое орудие и о его людях. А вот и деревня Вариксолово, а левее за горой деревня Пикколо.
Миновав деревню Вариксолово, мы пришли по мостику через небольшую речку, откуда стала видна вторая деревня. "А вот та деревня называется Мурьела. Видишь в стороне от деревни, вправо, холмик зелёный - это второе орудие. А издалека и не узнаешь, что там орудие. Маскировке придаём большое значение. Командир второго орудия - лейтенант Антонов Александр Александрович, прибыл к нам с крейсера Аврора. Парен культурный и командир хороший. Он в прошлом году окончил училище Фрунзе в Ленинград. Молодой, спортсмен - борец. Мы зовём его "наш силач". В один миг ложит на две лопатки каждого. В свободное время он обучает своих краснофлотцев приёмам борьбы. Я неоднократно видел, ловко и здорово у него получается. Силища у него страшная, сейчас увидишь".
Мы прошли часть деревни Мурьела, свернули направо. Здесь увидели, на холме замаскированное второе орудие. Командир орудия, увидавший нас, вышел нам на встречу. "Л-т Антонов...", - начал он рапорт отдавать мне, так как я была старше политрука по воинскому званию, но стал улыбаться. "Отставить", - сказала я обиженно и строго. Скулачёв, заметив мой обиженный тон, сказал, как бы в оправдание - "не нужна эта формальность, это не Академия, здесь проще, мы друг друга называем даже по имени".
"Андриан, я впервые вижу доктора. Надо доложить по всей форме, но не сдержался" - и улыбнулся. "Впервые в жизни пришлось давать рапорт морячке. Признаюсь, я впервые вижу морскую военную форму на женщине". "А что, хорошо - смотри как украшает" - сказал политрук. У нас в Академии девушек одевали особо, им кителя шили в ателье, одевали красиво. Они были, как одна на подбор".
"А вы окончили Академию?" - удивлённо спросил Антонов. Скулачёв поспешил ответить: "Да, мы с Академии, и я Тоню хорошо знаю".
"То-то я смотрю выправка то военная, доктор очевидно строгий".
Л-нт Антонов говорил улыбаясь, непринуждённо. Они со Скулачёвым разговаривали по-товарищески, как давние приятели. Саша, познакомь Тоню с личным составом, я посижу на пригорке и покурю. Будет исполнено, я вам сейчас представлю своих орлов.
Мы поднялись на пригорок. Орудие даже вблизи, было походе на зелёную массу кустов. Мы спустились по ступенькам вниз, на палубу орудийного дворика. Л-нт сказал: вот мои ребята - знакомьтесь доктор. Я каждому краснофлотцу подала руку. Здесь было точно так же все, как и на первой пушке, и краснофлотцы такие же похожие, здоровые, бравые.
Я спросила краснофлотцев - нет ли больных? Почти хорошо ответили "нет, все здоровы". Но я заметила, как один из краснофлотцев спрятал руку назад с пальцем, перевязанным куском тельняшки. Я не стала спрашивать его, что у него с пальцем. Сочла бессмысленным: голыми руками помощь не окажешь.
Вспомнив слова командира - "йод, бинты, - привезли?" Как-то всё здесь нужно, не знала я, что ничего нет, с собой бы взяла, в карман положила, и вот сейчас перевязала бы. А травма получена видимо при работах в земле. Противостолбнячная сыворотка не введена, можно получить заражение крови от простой царапины, только потому, что не сделано это вовремя, и потерять человека. Нужно срочно разворачиваться и обзаводиться всеми медикаментами. Лейтенанта Антонова я слушала рассеянно была озадачена, что нет даже аптечки, а травмы безусловно каждый день. Л-нт Антонов также показывал мне палатку с аккуратно заправленными нарами и идеальной чистотой. А я подумал про себя, что такая чистота и в такой тесноте, может быть только у моряков.
Осмотрев палатку и орудие, я спросила л-та: "как в вас обстоит дело с водоснабжением и с санузлами?". "Снабжаемся водой из колодца, колодец стоит в деревне открытый. Ведро старое ещё хозяин оставил на цепи. Но я уже думал о том, что надо сделать крышку для колодца закрывать его. Что же касается гальюнов, но у нас они полевые". "Что значит полевые гальюны?". "Кусты, доктор", - сказав это, л-нт засмеялся. "Здесь надо плакать, а не смеяться, товарищ лейтенант. Я вам говорю серьёзно, что гальюн нужен стационарный - выгребной, этот вопрос важный, так как может вспыхнуть эпидемия желудочно-кишечных заболеваний по причине антисанитарии и ваши бойцы все выйдут из строя". "Я это знаю, сказал лейтенант. Все врачи начинают с осмотра гальюнов, и даже думал - придёт врач и будет замечание. Все сделаем, доктор. Поверьте, столько работы, что не управляемся. Установили пушки, начинаем строить землянки, до гальюна ещё очередь не дошла".
"Правильно было бы начать постройку с гальюна", - сказала я.
Мы уже вышли на дорогу и пришли к деревне Мурьела. С нами шёл лейтенант Антонов, продолжал беседу. О чём бы они ни говорил, улыбка не сходила с его лица. Я же со своей стороны его, по наивности, улыбку принимала, как иронию. И под конец, я не сдержалась и сказала: "Товарищ лейтенант, чего это вы все улыбаетесь и что вы нашли во мне смешного? И в голосе моём прозвучала обида".
"Что вы доктор, обиделись на меня. Я улыбаюсь совсем не на ваш счёт. Прошу вас не думайте так. Я всегда такой смешной. Даже когда меня ругают, я почему-то улыбаюсь и этим очевидно раздражаю знакомых".
Мы долго вдвоём шли вместе по пыльной дороге. Кругом были поля. Скулачёв молчал, заметно было, что жару он переносил плохо по причине своей излишней полноты.
Антонов всю дорогу весело разговаривал. Из его разговора я поняла, что он добродушный, открытый и хороший человек. Его серые, улыбающиеся глаза, светлые волосы говорили о его добром русском характере. Мышцы его рук, плеч, были так сильно развиты, что даже под рабочим кителем рельефно выделялись. Полагаю, что по ним можно было бы хорошо изучать анатомию мышц. Эта физическая развитость говорила о большой силе, а все сильные люди обычно добрые. Под конец пути, я уже поняла лейтенанта Антонова и внутренне переживала, что была с ним немного груба.
"Вот деревня Перекюля", - сказал Антонов, - а на краю её третья пушка. Там командир мой дружок. Передайте ему мой привет". "Пойдёмте с нами", - сказал ему Скулачёв. "Не могу я, и так с вами долго задержался. До свидания, а вы доктор заходите к нам. Все ваши указания будут выполнены, и быстро".
Он спросил у политрука, какой позывной у врача, по телефону. Тот ответил, что "Ольга", и мы расстались.
Мы, миновав деревню Перекюля, в конце её свернули вправо. Третья пушка была также замаскирована. Около неё стоял краснофлотец с лопатой в руках. Он позвал к нам командира. Из артиллерийского помещения поднялся, среднего роста, худенький лейтенант. "Знакомься, Женя, сказал Скулачёв. К тебе привёл доктора, прибыла к нам в часть". Лейтенант протянул мне руку. Он спокойно сказал: "л-т Дементьев Евгений Николаевич".