Посмотрел на меня рассеянным взглядом черных глаз и начал разговор с политруком о каких-то делах. Что бы не быть свидетельницей разговора, не имеющего ко мне отношения, я отошла от них, и подошла к пушке, обошла её вокруг, не спускаясь вниз, стала рассматривать местность. За пушкой расстилалась равнина, кое-где рос кустарник. Место низкое, похоже, что болото, на расстоянии двухсот метров переходящее в возвышенность. Осмотрев кругом, я увидала замаскированную палатку, около её стояло несколько краснофлотцев в робах, с засученными рукавами. Опершись на лопаты, они в упор смотрели на меня и о чём-то переговаривались. Увидав своего командира с политруков, они мигом скрылись за палатку. Я подошла к разговаривающим Скулачёву и Дементьеву.
"Тоня, вы посмотрели?", - спросил Скулачёв.
"Да", - сказала я нерешительно.
"Женя, у тебя больных нет? Какие срочные вопросы к доктору?"
Он ответил - "Нет, у меня всё в порядке". Мы распрощались, и пошли дальше.
"Андриан, - начала я, - какой строгий этот Дементьев, его лишний раз побоишься спросить. Я даже к пушке не спускалась и в палатку не заходила".
"Напрасно, - это с виду он кажется сердитым, я сам не видал, чтобы он улыбался, он всегда серьёзный. Командир он знающий и аккуратный. Не переживай, что не посмотрела, потом посмотришь. Лейтенант Дементьев -- это хороший дружок Антонова. Ты, наверное, заметила, что они противоположны, Саша говорун, всегда улыбается, а Евгений больше молчит, всегда серьёзный, говорил мне политрук. Они вместе, в прошлом году окончили Высшее Военно-Морское Училище "Фрунзе". По окончании были направлены на крейсера "Аврора". С крейсера их прислали к нам на батарею. Они закадычные друзья. Александр добряк - душа на распашку, а Евгений человек скрытный, очевидно друг друга дополняют".
Мы зашли за деревню. Солнце пекло. День выдался жаркий. На изрытом оспой лице политрука выступили капли пота. Было душно и жарко. "Давайте до той деревни, - он показал рукой, - что около высоты, и там отдохнём". Шли мы молча, было заметно, что Андриан Скулачёв разморился от жары. Он снял китель, в белой рубашке ещё больше была заметна его полнота.
Я шла, и слушала пение жаворонка. До чего же он хорошо поёт и до чего же вообще прекрасно вокруг: кругом цветущие поля, опьяняющий воздух и всё это залито солнцем. После беспрерывных занятий в аудиториях и в анатомичках над трупами, в читальных залах и на дому, где целыми днями и долгими вечерами учили, зубрили готовясь к новым и новым экзаменам, ничего не видели кроме каменных стен и бесконечных книг. Все красоты природы были эти пять лет не для меня. И вот теперь ощущая всю прелесть природы, я внутренне радовалась. Хотелось сбросить с себя суконное обмундирование и в платьице побегать по зелёным лужайкам, по полям, усыпанным душистыми цветами и выразить свой восторг.
Но я задерживала свои душевные порывы. Не только потому, что я шла со старшим товарищем по службе, а потому, что основная душевная боль - сознание войны и горечи, были главное причиной сердечной тяжести.
"Вот и деревня Карвала", - голос политрука возвратил меня к действительности. "Тоня, давай отдохнём на крыльце, посидим в тени. Погода то какая прекрасная - сенокосная пора, как говорят у нас в деревне. Сейчас бы только в поле и работать. Мы с женой каждое лето ездим в деревню к матери. За отпуск накосим сена коровёнке, заготовим дровишек на зиму. Мать одна живёт в деревне, зову её в Ленинград - не едет. Говорит, что в деревне лучше. Да и действительно, наша деревня лучше всякого санатория: речка, сосновый лес, фруктовый садик...
Нынче в июле также должны были поехать, а жизнь то повернула на все сто восемьдесят. Вот я часто хожу по этим дорогам, смотрю все на поля, не оставленный хлеб, на все дома. Вся масса этого хлеба погибнет на корню, и убрать его некому.
У меня дума то крестьянская, как говорят на хлебе родился и с хлебом вырос. Потому на душе так муторно. Каково насиженные гнезда покидать. Деревни то все пустые, я ещё застал эвакуацию. Народ не хотел уезжать - приказали. Я смотрю на деревню, на дома и думаю, каково же было людям покидать своим родные места, своё хозяйство. А по всему видно, что жили хорошо. И вот всё брошено, а людей пораскидало. А сколько ещё эта война принесёт людям горя?".
По дороге проехала воинская бричка. Краснофлотец-возница остановил лошадь, приглашая нас подъехать по пути. Скулачёв махнул ему рукой - поезжай мол один. И сказал: "пора обедать. Сегодня обед развозят на лошади. Машина ушла с командиром в штаб дивизиона, в Пулково, а вторая всё на ремонте. Приходится целыми днями ходить пешей.
Обедать будем у Смаглия - он накормит, так не отпустит, да и старшину у него Кукушкин тоже хлебосольный". "А кто такой Смаглий?", - спросила я.
"Это командир пятого орудия, до них ещё далеко, да и нам нужно зайти на четвёртое к Кузнецову. Давай прибавим шагу. Тоня, ты запоминай названия деревень и позиции батареи, это необходимо знать каждому из нас. Их финские названия сразу не запомнишь. Я учил трое суток и все путал. Итак, мы прошли с тобой деревни: Вариксолово, Мурьела, Перекюля, Карвала, и вот сейчас идём в Ретцелю, она за лесом внизу, у Кирхгофских высот. Видишь налево, вдали холмы, покрытые лесом? Это и есть они. Посмотри внимательно, среди крон деревьев возвышается белое здание - эта башня - финская церковь, а теперь там наш наблюдательный пункт батареи. Там есть у церкви кладбище, с красивыми мраморными памятниками. А ты не боишься ходить одна вечером по кладбищам? Мне дважды пришлось уже поздно вечером возвращаться. Вначале неприятно, а потом подумал - теперь живых надо бояться, а не мёртвых. Учти - хождение по позициям нашей батареи посторонним лицам запрещено. Их положено задерживать и отправлять в комендатуру. Под видом местных жителей могут появиться вражеские разведчики. Врагу важна разведка, особенно под городом, ему нужно знать, какая оборона под Ленинградом, а наша батарея на том участке фронта занимает главную позицию обороны города. Нашими орудиями будут интересоваться в первую очередь. Тебе придётся ходить одной, смотри будь осторожна, изучай местность и приглядывайся ко всему".
С разговорами мы дошли до леса. Скулачёв сказал: "давай, Тоня, свернём по оленьим тропам, так будет ороче путь".
"А разве здесь водятся олени?", - спросила я его.
Смеясь, он ответил: "оленей здесь нет, это название этим тропам дали мы. Эти тропки по лесу проложил наш командир батареи старший лейтенант Иванов, и шифрованная кличка у него - "Олень", вот и название пошло "Оленьи тропы", он ходит самым коротким путём.
Кстати и тебе следует знать, что на батарее фамилии командиров и номера пушек засекречены, и все позывные начинаются с буквы "О": командир - "Олень", я - "Олег", ты - "Ольга", батарея - "Огурец", 5-я пушка - "Омут", командир её - "Охотник", 6-я пушка - "Овраг", и так далее. Все позывные ты должна знать на память и нив коем случае не записывать - это строго секретно. Вчера вечером мы с командиром говорили о тебе. Приказ на тебя пришёл раньше, чем ты приехала. Командир дал тебе позывной "Ольга", кстати у него жену зовут Ольгой. Он из Севастополя, дома двое детей и жена. Севастополь уже бомбят. Командир переживает, писем нет из дому, нервничает. Командир батареи у нас хороший, серьёзный, культурный и образованный. Он моложе меня. Окончил Высшее Военно-Морское Черноморское Училище в Севастополе. По окончании оставили преподавателем, в том же училище. Вёл курс артиллерии и дело своё знает, так говорят все командиры. Командиры всех девяти орудий у нас молодые. Всех имеют высшее образование. Стрелять из морских дальнобойных орудий не так просто, знать надо многое. Они в большинстве своём ученики Иванова Дмитрия Николаевича. Учились в Черноморском Севастопольском училище и нынче только его окончили, сдали экзамены и сразу направили сюда. О самих пушках ты уже знаешь, что все девять сняты с крейсера "Аврора" - пушки морские, крупного калибра в 130 мм. История этих пушек неотрывна от легендарной истории Крейсера Аврора, и богата не только революционными заслугами, но и опытом боёв в прошлом. Нас следует быть достойными наших отцов и дедов, прославивших себя и нашу русскую артиллерию. А вот и деревня Ретцеля, видишь она стоит в низине, а левее от неё небольшая полянка, окружённая Кирхгофскими высотами, вот там и стоит четвёртое орудие. Командир её лейтенант Кузнецов Николай Павлович, я уже тебе говорил, что он Ленинградец, окончил училище им. Фрунзе. А вот он и сам, лёгкий на помине".