— Энни, — произнес он. — Ты даже не представляешь, в какую игру ввязываешься.
— Я уже ввязалась, — горделиво заявила она. — И что, по-вашему, мне делать теперь? Бежать без оглядки и затаиться в какой-нибудь норе?
Бежать ей было некуда — карающая лапа её могущественная противника дотянется до неё где угодно. В этом Джеймс не сомневался. Безопаснее всего ей было оставаться рядом с ним. С человеком, который только что едва не лишил её жизни.
Нет, он её не убьет. Сейчас, по крайней мере, пока у него ещё есть выбор. Джеймс слишком многое повидал в жизни, и отлично знал, что случиться может все что угодно. Даже самое невероятное и непредсказуемое. Обстоятельства складывались не в их пользу и, играй он в азартные игры, он поставил бы на то, что ещё до Хэллоуина2 их с Энни прикончат.
Однако обстоятельства не учитывали то, что человеческие поступки не всегда поддаются математической логике. Кто знает, а вдруг Энни удастся спастись? Пока оставалась хоть крохотная надежда, он не сложит оружие и не перестанет бороться.
Нельзя сказать, чтобы это решение привело Джеймса в восторг. Уж слишком оно было непрактичным и эмоциональным. Скорее — проявлением слабости, нежели здравого смысла. И все же одно Джеймс понял наверняка: убивать Энни Сазерленд без крайне необходимости он не хотел.
Он нагнулся за чемоданом, стараясь ненароком не прикоснуться к её телу. Волосы Энни быстро высыхали, а тело испускало жаркий и манящий аромат. Который смешивался с запахом крови и смерти, который доносил до ноздрей Джеймса свежий утренний бриз.
— Мы уходим, — сказал он. — Прежде чем за мной пришлют кого-то еще.
— А за вами кого-то присылали?
— Да, очень приставучую женщину по имени Энни Сазерленд, — медленно, с расстановкой, ответил он. — Не хочу, чтобы следом за ней нагрянул и её бывший муженек.
— Я думала, Мартин — ваш друг, — нахмурилась Энни.
— Так и есть, — кивнул Джеймс. — Насколько это возможно.
— И куда мы едем?
— Ты мне доверяешь?
Энни посмотрела на человека, который собирался её убить, склонила голову набок, как бы раздумывая. Глаза её отливали чистой, почти прозрачной голубизной. Как и Уина, хотя и были совершенно лишены отцовской хитрости и коварства. Энни сегодня не красилась, но, как ни удивительно, без макияжа смотрелась даже лучше. Ее отливавшая естественным румянцем кожа так и дышала свежестью. А вот густые ресницы были того же золотистого оттенка, как и волосы. Бледность широких пухлых губ подчеркивала яркость веснушек, рассыпанных на прямом носике и вокруг него.
Господи, неужели ему делать нечего, кроме как пялиться на её веснушки? — А могу я? — переспросила Энни.
Его так и подмывало сказать ей правду. Сказать, чтобы Энни спасалась, бежала от него во всю прыть. Впрочем, она только зря потратит время. Если она попытается бежать, он неминуемо её поймает. И уж тогда, возможно, случится непоправимое. Нет, говорить правду нельзя ни в коем случае.
— Ну, конечно, милая, — протянул он, зная, какое обезоруживающее воздействие оказывает его техасский акцент. — Ведь твой папа всецело доверял мне.
— До самой смерти, — горько промолвила Энни.
Джеймсу её слова не понравились. Однако он и бровью не повел.
— Тем более, значит и ты должна мне доверять. Здесь неподалеку я припрятал автомобиль. Путь к нему, правда, лежит через кустарник, но, по счастью, сегодня на тебе более подобающая обувь.
Он окинул взглядом её кроссовки. В случае необходимости, бежать ей будет несложно. В крайнем случае, он понесет её на себе.
— Что ж, я готова, — сказала она. — Пойдем.
Столь внезапная готовность вызвала у него естественные подозрения. Уж слишком покорной и доверчивой вдруг сделалась Энни Сазерленд. Так не бывает. Возможно, на полпути к машине она надеется вонзить ему нож в спину.
Что ж, пусть попробует. Если и Мэри Маргарет с ним не справилась, то у Энни и подавно ничего не выйдет. Возможно, подобное покушение будет даже к лучшему. По крайней мере, тогда последние сомнения в его мозгу развеются. И все проблемы решатся сами собой.
Однако, по большому счету, ждать от жизни такого подарка все же не стило. Энни последовала за Джеймсом вниз по ступенькам и, если половина его мозга подначивала прижать её к стене и проверить, не вооружена ли Энни, вторая половина строго-настрого запрещала к ней прикасаться.
Джеймс вышел на крыльцо. В кустах, совсем неподалеку от дома, лежали три трупа. Если ему удастся провести Энни по тропинке, которая тянется вдоль побережья, она никогда не узнает о том, что случилось здесь этим утром.
— А где ваши вещи? — осведомилась Энни. — Разве вы ничего с собой не берете?
— Та за меня не беспокойся, — терпеливо ответил он. — Я сам о себе позабочусь.
Пожав плечами, она спустилась с крыльца и тут же приостановилась. С явной неприязнью принюхалась, и веснушчатый носик наморщился.
— Что это за гадкий запах?
— О, здесь полным полно пахучих тропических растений. Некоторые из них и правда жутко воняют. Это, должно быть, хемантус — или кровавая лилия, как зовут её в народе.
— Первый раз слышу.
— Это исчезающий вид.
— И слава богу, — сказала Энни, снова поводя носом. — Запах от них — как в перевязочном отделении.
Да, в наблюдательности ей не откажешь, подумал Джеймс. А вслух произнес:
— Ты будешь стоять здесь, и нюхать всякую дрянь, или все-таки со мной пойдешь?
— Иду, — вздохнула Энни. — Нравится это мне или нет, но я на вас полагаюсь.
Почему-то Джеймса её слова не обрадовали.