В тот вечер Андрей сумел не потерять достоинства, не уронил лицо. Не мудрствуя лукаво, он сделал вид, будто не узнал Марину. Даже отвернулся в другую сторону, чтобы избежать соблазна вновь встретиться с нею взглядом. Правда, взглядами они таки встретились еще раз, когда Марина со спутником покидали уютный зал ресторана. Потураев продолжал делать вид, что не узнал ее, Марина же, скользнув по нему холодно-равнодушным взглядом, тут же отвернулась в сторону.
Андрей с Викой тоже не стали задерживаться в ресторане слишком долго. Впрочем, они всегда уходили, едва поужинав: некогда было по ресторанам рассиживаться, надо было поскорее покончить с тем, ради чего, собственно, они и встретились в очередной раз, и быстренько ложиться спать — ведь завтра опять вставать чуть свет, опять решать проблемы, опять двигать вперед прогресс в одной отдельно взятой фирме.
Однако не так сегодня все оказалось просто, как хотелось. Почему-то в этот раз Викино тело не вызывало привычного возбуждения. И почему-то больше всего в ней раздражали даже не высокий рост, существенно отличающий ее от Маринки, не излишняя худоба — качества, не особо ценимые Андреем в женщинах, а темные ее короткие волосы, так непохожие на светлый Маринкин хаотически-правильный хвостик. И вся она, Вика, была совсем другая. Даже отдаленно не напоминала ту, что так жаждал увидеть нынче Андрей.
Заснуть в ту ночь ему удалось лишь под самое утро, несмотря на всю физическую усталость. Рядом сладко сопела Вика, стыдливо прикрывшая наготу одеялом. Да нет, о какой стыдливости можно говорить? Просто зима, холодно, вот и укрылась. Это Маринка бы не укрывалась, а именно стыдливо прикрывалась одеялом, а с Викой все проще, даже обыденней.
Потураев крутился с боку на бок, тщетно пытаясь заснуть. Но из головы не шла внезапная встреча. Он ведь уверен был, что больше никогда в жизни не увидит Маринку и она так и останется в его памяти маленькой девчонкой. А еще надеялся, что раз уж он ее никогда не увидит, то и стыда за предательство испытывать не будет. Теперь же почему-то было так стыдно! И больно. Больно, будто это не он ее предал, а она его. Странно. Может, это ночь так над ним шутит? А днем он будет воспринимать произошедшую встречу иначе? Может, и так. Да только где он, день? До него ведь еще нужно дожить. А пока у него есть густая ночь за окном, беспардонно изрезанная резкими лучами фонарей, и мысли. Тяжелые мысли. И боль.
Сейчас Андрей не вспоминал маленькую девчонку, застрявшую в душе занозой. Ни то, как взял ее силой, ни то, с каким неподдельным восторгом она принимала его ласки чуть позже, под струями воды, и как стыдливо раздвигала ноги, открывая путь его настойчивым пальцам — стыдливо, но охотно, чего, в свою очередь, стеснялась еще больше, но ничего не могла с собой поделать. Не вспоминал и того, как по утрам, лишь за ее родителями захлопывалась дверь, она встречала его на пороге в черном безобразно-откровенном пеньюаре, такая маленькая и порочная одновременно. Как в глазах ее светилось счастье, как шептала, прижимаясь: 'Андрюша!', едва не падая в обморок от блаженства.
Все это он вспоминал четыре года. Гнал воспоминания, но в то же время, как опытный мазохист, вызывал их вновь и вновь. В эту же ночь он вспоминал только женский очаровательный затылок с едва подрагивающими кончиками волос, выбившихся из колючей заколки. Вспоминал поворот головы, медленный и почему-то такой грациозно-эротичный. Вспоминал ее взгляд. Сначала ищущий, бессистемно шарящий по залу, и вдруг замерший на нем. Пусть на какое-то мгновение, но ее взгляд замер, упершись в его глаза. И за какое-то мгновение Потураев успел прочесть в этом взгляде боль и ненависть, гордость, как это ни глупо звучит, и моральную победу. И — страх. Да, страх Андрей почувствовал очень хорошо. Марина пыталась его скрыть, но первым Андрей почувствовал именно страх. А потом, перед тем как она отвернулась, в самый последний миг ее глаза продемонстрировали равнодушие.
Какая гамма чувств! Интересно, которое из них Маринка действительно испытывала к нему? Страх? Быть того не может. Чего ей бояться? Разве он ее когда-нибудь обижал? И в мыслях не было. Делал больно? Никогда. Разве что в первый раз, но эту боль ей причинил бы любой мужчина, оказавшийся на его месте.
Андрей поморщился. Что значит 'любой мужчина'? Разве рядом с ней мог оказаться другой мужчина? Разве что гипотетически. Почему-то оказалось очень неприятно представлять, что на его месте мог оказаться кто-то иной. Нет, Марина — и чужой мужик? Совершенно нереально. Разве она могла позволить кому-нибудь другому ласкать свое тело? То самое тело, которое когда-то ласкал Андрей. То самое тело, которое именно Андрей возвел в статус женщины. Нет, никто иной не имеет права прикасаться к ее телу! И она сама должна это прекрасно понимать. Да и разве она сама захочет после всего, что было между ними, позволять что-то постороннему мужчине? Чего только не придет в исстрадавшуюся от бессонницы голову.
Но позвольте! Но разве Марина была в ресторане одна? Или разве ушла из него одна? Ведь они со спутником ушли даже раньше Андрея с Викой! И, между прочим, спутник так привычно-естественно обнимал ее за талию. Не трепетно-чувственно, как обычно обнимают в самом начале знакомства, а уверенно, что называется, по-хозяйски. Потураев прекрасно знал этот жест, это ощущение 'своего, личного' под рукой. О, уж этот спутник явно не приходился Маринке братом или приятелем! И как же Андрей сразу об этом не подумал?!
Ревность раскаленным лезвием распорола душу. Почему ему раньше не приходило в голову, что и после него у нее наверняка будут ухажеры? Как он мог не думать об этом? И почему раньше это его совершенно не волновало, а теперь вдруг взбесило? Маринка и тот парень из ресторана? Его Маринка и чужой пацан?! Это же его Маринка!!!
А рядом сладко сопела Вика, по-детски свернувшись калачиком…
Глава 12
— Что с тобой? — недовольно спросил Антон.
— Что? — рассеянно переспросила Марина.
— Я спрашиваю: что с тобой сегодня? Ты заболела?
— Нет, с чего ты взял. Все нормально.
— Тогда почему ты такая?
— Какая? — она недоуменно посмотрела на него. — Ну какая?
Антон внимательно разглядывал Марину, нависая над нею. В комнате горел ночник, отсвечивая мерцающим огоньком на мраморном Маринкином теле. Какая она… Красивая и чужая. Антон уже привык к ее наигранному равнодушию, но обычно она проявляла его где угодно, но не в постели. Теперь же вместо привычно-аппетитной партнерши рядом с ним лежала царственная особа из династии Снежных королев.
— Ты не хочешь? Так бы и сказала.
Подложив под голову согнутую в локте руку, Антон разочарованно лег рядом и обиженно уставился в потолок. Мерцающий огонек ночника плясал в углу, создавая на потолке причудливые изломы и всполохи. На них, как на настоящий огонь, можно было смотреть вечно, но Антон, казалось, их даже не замечал. Так хотелось, чтобы Марина поняла свою бестактность, чтобы извинилась, приласкалась грациозной кошкой. А та словно бы и не почувствовала никакой неловкости — молча лежала рядом, так же как Антон, уставившись в потолок. И точно так же не замечая красоты случайных всполохов и изломов.
Марина надеялась, что Андрей позвонит. Или еще лучше — придет. Картинно-потешно, как умеет только он, грохнется перед нею на колени, склонит голову и скажет с неприкрытой иронией: 'Вот тебе моя голова, секи, если совесть позволит!' Каждый раз, словно шестнадцатилетняя девчонка, неслась через всю квартиру к телефону, едва раздавалась мелодичная трель звонка. Но все было пустое — Андрей не звонил. И тем более не шел. Прошел день после случайной встречи, второй, третий. Неделя, другая. И мечта растаяла.