Тот с веселой наглостью бросил:
— Доживешь до утра — узнаешь.
— Ты сам доживи, курва! — и к удовольствию конвоиров моряк с ритуальной точностью без запинки выпалил «большой боцманский загиб».
— Ну ты и матерщинник! — уже серьезно сказал Языков.
— Отдали бы тебя мне в науку — научил бы... — мрачно пообещал боцман. — Ладно. Теперь сами доведем. Ступайте, ребята! Спасибо.
Присоединившийся к конвоирам красногвардейский отряд скорым шагом двинулся к телеграфу. Логунов пошел с ними.
В аппаратной скучали три дежурных телеграфиста, стрекотал «морзе» и ползла бесконечная лента тире и точек.
— С Хабаровском работаете? — спросил Логунов.
— Вся связь на Приморье идет через нас, — охотно ответил молодой телеграфист.
Два других косо поглядывали на Логунова и на красногвардейцев, занявших места у окон.
— Ребята, ведь вас с улицы прекрасно видно. Пальнет еще кто, — сказал Логунов. — Что за новости передавали сегодня? — продолжал он затем свой разговор с телеграфистом.
Тот бегло посмотрел записи.
— Пожалуй, вас это мало обрадует, — с усмешкой заметил он. — В Бресте подписан мир с немцами. Принят их ультиматум. Позавчера кайзеровские войска заняли Киев. Через станцию Куэнга проследовал экспресс, которым едут из Петрограда во Владивосток миссии иностранных держав. — Продолжая листать дальше записи, он говорил: — Дутов бежал из Оренбурга, но это было на прошлой неделе... А вот как раз для вас!.. Избран Сибирский Совет Народных Комиссаров. Председатель — Шумяцкий. Комиссар по военным делам — Лазо.
— Извините, — перебил подошедший пожилой телеграфист. — По правилам мы не можем знакомить посторонних лиц с перепиской.
Логунов спустился вниз и на лестнице встретил солдата, того самого, с которым они днем разгоняли эсеровский митинг.
— Вот что, дружок. Дело-то плохо, — сказал тот встревоженным голосом. — На улицах казачня. Подняли их по тревоге. Собираются возле войскового правления. Потребовали отпустить Языкова и задержанных японцев.
— Ну и что?..
— Отпустили. Говорят, не стоит гусей дразнить, — солдат махнул рукой.
— Тогда я побежал в Совет, — сказал Логунов.
Чувство тревоги еще больше охватило его, когда он вышел на улицу. Возбуждение заметно усилилось. В свете редких уличных фонарей мелькали фигуры вооруженных людей. На рукавах у них белые повязки, хорошо заметные в темноте. По улице во всех направлениях скакали конные. «Эге, да гут все делается по расписанию», — подумал Логунов, прибавляя шагу и стараясь держаться в тени домов.
Было около девяти вечера, когда раздался первый выстрел. Народу на улицах сразу поубавилось.
Где-то недалеко во дворе отчетливо звучала команда на чужом, нерусском языке. Знакомо звякнули примкнутые штыки.
«Полундра!» — сказал себе Логунов и сунул наган в карман шинели, грея ладонью шершавую рукоятку.
К счастью, было темно, и на Логунова не обратили внимания. В пять минут он пробежал расстояние до поворота к зданию Совета. Оттуда доносился гул голосов.
Вдруг кто-то дернул его за руку и увлек к калитке.
— Тихо, браток! Не шуми, — сказал над ухом знакомый голос боцмана. — Гляжу, топаешь... прямо чертям в лапы.
— Я в Совет.
— Поздно, браток! Эх, разрази меня японский бог с царскими жандармами! Куда глядел, старый дурак? Сотню линьков по николаевской плепорции за это, — шепотом корил он сам себя, прислушиваясь к выстрелам.
— Значит, мятеж? — сообразил Логунов. Он был ошеломлен таким неожиданным развитием событий.
— Да, захватили нас, как кур на насесте. — Боцман выругался свистящим шепотом. — Похватали работников Совета. Арестовывают делегатов крестьянского съезда.
— А Мухин? — спросил Логунов.
— Взяли и его, — продолжал боцман. — Да есть в городе пролетариат! Он Советскую власть в обиду не даст. Что, наши еще на телеграфе? — быстро спросил он, осененный какой-то новой мыслью.
— Я уходил, были там.
— Добро. Слушай, — сказал он тоном приказа. — Тут в соседнем дворе пара коней в санках. Должно быть, в случае неустойки хозяин в Сахалян собрался мотнуть. Ну, разумеешь? Надо наших предупредить в Астрахановке. С утра пусть двинут как следует по затылку этой сволочи. И как бы казачня сама туда не кинулась, — тут же высказал он свое опасение. Привлек Логунова поближе к себе и стал шепотом объяснять ему, как следует ехать, чтобы избежать казачьих застав.
— Скажешь Марку Варягину: пусть действует по обстановке. В оба глядеть. Еще запомни: хотели мы с Никанорычем в последнюю минуту поднять 2-ю батарею, провод казаки оборвали. Не исключено, возьмут они пушки. Тогда вся надежда на «Орочанина».