Не проходило и дня, чтобы отряд "Красный Октябрь" не проводил какой-либо не менее дерзкой операции. Им был уничтожен разведывательный отряд гитлеровцев. На шоссе Слуцк - Бобруйск взорвано два моста. А в селе Глуша, что в Бобруйском районе, разгромлен штаб фашистского полка...
И с каким же удовлетворением мы, краснозвездовцы, встретили Указ Президиума Верховного Совета СССР от 6 августа, которым Т. П. Бумажкову и Ф. И. Павловскому было присвоено высокое звание Героя Советского Союза! Они это конечно же заслужили.
А прогнозы Пантелеймона Кондратьевича Пономаренко продолжали сбываться: пламя всенародной партизанской борьбы в Белоруссии вскоре разгорелось до такой степени, что оккупанты ни днем ни ночью не знали покоя. А сам П. К. Пономаренко позднее стал начальником Центрального штаба партизанского движения при Ставке Верховного Главнокомандования.
* * *
В июле и августе немецко-фашистская авиация неоднократно бомбила Гомель. Но очень больших разрушений эти бомбежки городу пока не наносили.
И вот наступил роковой для Гомеля день. Ранним утром несколько эскадрилий фашистских "юнкерсов", подавив предварительно довольно слабую противовоздушную оборону города, обрушили на дома, школы, больницы, детские сады, на подъездные пути и железнодорожную станцию буквально ливень обычных и зажигательных бомб. Добровольные отряды горожан - женщины, старики и подростки - храбро вступили в неравную борьбу с пожарами. Но огонь продолжал распространяться. А тут еще налетела новая волна "юнкерсов". Они сбросили теперь только фугасные бомбы, пытаясь, видимо, помешать противопожарным работам и еще больше терроризировать население.
Грохот взрывов и треск огня заглушали крики о помощи, проклятия в адрес фашистских варваров. Рушились целые кварталы, пожары сливались в единое бушующее пламя. Над городом поднялась, все время сгущаясь, темно-красная туча из огня и дыма, которая вскоре заслонила собой и небо и солнце.
За каких-нибудь два-три часа не стало еще одного советского города...
Дом, в котором размещалась редакция фронтовой газеты, стоял у городского базара. Сюда упало гораздо меньше зажигательных и фугасных бомб. Но и тех, которые были сброшены на этот район, вполне хватило для того, чтобы сжечь и разрушить деревянные и почти все каменные строения. Вокруг тоже бушевало пламя - горели дома и сараи, заборы, с треском и шипением взлетали в воздух головешки. В эти минуты каждый из нас на себе прочувствовал, до чего же эффективны простые земляные щели.
На фронте тем временем тоже завязались ожесточенные бои с перешедшим в наступление противником. Но, несмотря на многократное превосходство в силах, особенно в танках и авиации, враг продвигался вперед не так быстро, как бы ему этого хотелось. Ибо каждый наш полк, батальон дрались с полным напряжением сил.
Особенно тяжелый урон фашистам нанес под Гомелем 63-й стрелковый корпус. Его командир генерал-лейтенант Л. Г. Петровский до конца разделил горькую, но героическую участь своих частей и подразделений. По рассказам бойцов и командиров, которым удалось позднее вырваться из окружения, комкор лично руководил боем на самых опасных направлениях. Но у деревни Скепня он получил смертельное ранение. Подчиненные на руках вынесли его в район села Руденко, где с почестями и похоронили...
Поднятые по тревоге штаб и политуправление Центрального фронта сначала перебазировались в леса северо-восточнее Гомеля. А уже потом двинулись дальше, в город Мена.
Ехали по сплошным пепелищам. Дымились развалины Чернигова, Борзы, Батурина. Горели малые и большие села. Тысячи оставшихся, без крова людей уходили в леса, брели по пыльным дорогам на восток...
Не проходило и часа, чтобы над этими дорогами не проносились хищные "юнкерсы" и "мессершмитты". Объектами их атак были главным образом толпы беженцев, обозы с ранеными. А иногда вместе с пулями и бомбами на землю летели фашистские листовки. "Уважаемые и дорогие граждане угнетенной Украины! изощрялись в одной из них геббельсовские борзописцы.- Немецкая армия несет вам долгожданную свободу и западную культуру. Мы идем к вам не как враги, а как друзья..."
- Як бешеный зверь такий друг,- прокомментировал эту писанину старик украинец, для чего-то разгребая пепел спаленной врагом хаты.
П. И. Коломейцев при каждом налете организовывал огонь из стрелкового оружия по фашистским самолетам. И даже, казалось бы, сугубо гражданские люди Олег Кнорринг и Василий Гроссман брались в эти минуты за винтовки и стреляли по воздушным целям.
В Мене узнали, что Центральный фронт подлежит расформированию, а его войска передаются в состав вновь созданного Брянского фронта.
Через Курск и Орел добрались до штаба нового фронта. Он располагался в лесу юго-восточнее Брянска. Тут к нам присоединился старший политрук Владимир Лысов, работник партийного отдела "Красной звезды". Политуправление фронта сразу же выделило нашей группе две просторные землянки.
На другой день нам сообщили, что во фронтовом госпитале находится сотрудник "Красной звезды" Рувим Моран.
- А вы что, не знали, что Моран на фронте? - спрашиваю Лысова.
- Понятия не имел.
Поехали в госпиталь. Раненный в спину, Моран бледен, но улыбается. Рассказывает:
- Понимаете, всего два часа и пробыл на командном пункте полка. Затем направился в один из батальонов. И тут рядом разорвалась мина...
Этим же вечером узнаем, что завтра в 10.00 всю группу краснозвездовцев примет командующий фронтом генерал-лейтенант Андрей Иванович Еременко.
Наутро, в точно назначенное время, адъютант генерал-лейтенанта А. И. Еременко пригласил нас в просторную комнату единственного уцелевшего в этом месте дома, который занимал теперь Военный совет фронта.
Андрей Иванович говорил с заметным украинским акцентом. Он не скрывал сложного, даже тяжелого положения армий, принятых от бывшего Центрального фронта. Сказал, что пехотные и танковые дивизии врага продолжают продвигаться на юг и юго-восток. На этих направлениях идут упорные бои.
- Но думаю, что и на нашу улицу придет праздник,- с твердой уверенностью заявил генерал.
Тогда никто из нас еще не знал, что при назначении его командующим Брянским фронтом генерал-лейтенант А. И. Еременко дал слово Верховному Главнокомандующему И. В. Сталину во что бы то ни стало разбить Гудериана. В беседе с нами он, естественно, этого не сказал, но нас несколько поразил его чрезвычайный оптимизм.
Поговорили - да ре покажется это читателю странным: мол, в такой-то обстановке...- еще и о стихах. А. И. Еременко оказался знатоком советской поэзии.
Особенно армейской. А провожая, генерал снова с уверенностью заявил:
- Так что запомните, скоро и на нашу улицу придет праздник!..
В самое ближайшее время Брянский фронт частью своих войск, усиленных по приказанию Ставки танковыми, кавалерийскими и авиационными частями, действительно нанес встречный удар по танковой группе Гудериана. Но разбить ее все же не смог...
Мы с майором П. И. Коломейцевым побывали на том поле, где произошел главный бой советских танкистов с дивизиями Гудериана. Страшным показалось нам это поле. На сравнительно небольшом пространстве, окаймленном с трех сторон лесом, тут и там, иногда даже в десяти - пятнадцати метрах друг от друга, стояли черно-бурые остовы стальных великанов. Огонь слизал с брони красные звезды и черные кресты. Танки стояли без гусениц, с развороченными бортами, пробитыми башнями и покалеченными орудиями. На одном из тяжелых немецких танков сквозь гарь мне удалось все же разобрать башенный номер - 231-й. И на каждом шагу - воронки, воронки от снарядов и бомб...