— Оффензива! — кричал он, сжимая кулаки. — Подлая оффензива! Они нагло всем врали в глаза, говоря, что намерены обороняться. Ах, если бы вы знали, что они наделали!.. Как они оборонялись, будь они прокляты! Если б вы только знали!..
— Положение таково, перебил капитан, — что мы вынуждены пересадить вас на нейтральное судно. Это произойдет сейчас.
Англичан высадили на пароход «Тромсэ», шедший под норвежским флагом с Камчатки на юг. Мурусима даже не попрощался.
В море чувствовалось могучее оживление. Судовое радио то и дело принимало разговоры множества кораблей и сигналы «летающих лодок».
Японская армия пересекала в это время море. Спустя час раздался первый вырыв далеко на горизонте. За ним последовало пять или шесть других. Вслед за взрывами лучи прожекторов забегали по небу, но, очевидно, по приказу командующего японской колонной, корабли тотчас скрылись.
Через полчаса раздались три взрыва, милях в пяти от «Тромсэ», я в зареве пожара можно было разглядеть корпуса двух громадных пароходов, валившихся набок.
«Тромсэ» на всех парах уходил к югу, и к утру капитан считал, что он вышел из поля боевых операций. Вдруг на горизонте возник дымовой шар, послышались отдаленные взрывы. Слева по носу, на горизонте, быстро прошли четыре парохода. Над ними парили самолеты. Дымовой шар оказался пожаром какого-то тяжелого судна старой стройки. Оно горело медленно и зловеще.
Шлюпки с людьми мчались от него во все стороны, пробираясь к маленькому, юркому миноносцу.
Норвежец шел, не делая противолодочных эволюций, имея четыре — японских судна по левому борту, на расстоянии двух морских миль. Море было совершенно спокойно, утро солнечно, японские самолеты спокойно озирали пространства, а катера противолодочной обороны имели на мачтах успокоительные сигналы. Вдруг раздался взрыв под четвертым, хвостовым судном колонны, затем под третьим, сейчас же под вторым и, наконец, за кормой головного транспорта. Миноносцы, открыв стрельбу из орудий и пулеметов, закружились вокруг колонны и спустили шлюпки для спасения тонущих. В море оказалось тысячи полтора людей. Спасти их всех было почти невозможно. Норвежец дал ходу, «чтобы не впутываться в грязное дело», тем более, что пароход шел с малым запасом пресной воды и не имел свободных помещений для раненых.
Тактика русских оставалась норвежцу совершенно непонятной. Впрочем, он был так рад, благополучно избегнув несчастья, что не особенно задумывался над большевистской техникой потопления кораблей.
В Корейском заливе японские миноносцы предложили пароходу войти в гавань, предварительно погрузив на него раненых. Норвежец поднял флаг Красного креста и пошел в Фузан. Здесь происходило уже нечто совершенно необъяснимое. Пожары стояли в море, как в степях, когда горит сухая трава. Пылала разлитая по воде нефть, горели корпуса пароходов, сотни лодок доверху были набиты мокрыми и окровавленными людьми.
Несколько иностранных кораблей с флагами Красного креста на мачтах спасали тонущих.
«Тромсэ» был уже на виду Фузана, когда впервые раскрылась перед ним на короткий миг картина жестокого боя.
На горизонте обнаружены были перископы красных — и японская авиация, миноносцы, катера глубинных бомб понеслись им навстречу. Перископы держались в воде совершенно спокойно, и ни один из них не опустился перед гидробомбардировщиками. Началась бомбежка сверху. Взрывы глубинных бомб мешались с всплесками орудийных снарядов, и совершенно невозможно было определить ход сражения, пока два японских миноносца, идя на таран, не взорвались на перископах. Тотчас был подан сигнал оставить атаку ввиду ложности перископов. Противник выставил пятьдесят глубинных мин с лжеперископами и, пока внимание японцев было занято ими, атаковал транспорты силами морской авиации.
Невидимому, русские задались целью не пропустить в Фузан ни одного корабля и делали все, что в их силах, для полного разгрома японцев.
В то время как шла атака лжеперископов, десять красных подлодок, воспользовавшись занятостью японских авиасил, на мгновение вышли в надводное положение и выгрузили по москиту каждая. Москиты выбрали мишенью корабли конвоя. Лодки же, погрузясь, торпедировали транспорты.
Из Фузана и с острова Цусимы подходили японские силы. Воспользовавшись новым переполохом, норвежец пересек строй конвоя и решил уходить на юг. Он клялся, что видел собственными глазами, как одна подлодка красных, державшаяся мористее остальных и не принимавшая видимого участия в сражении, выгрузила из своего чрева одномоторный авиаистребитель, но потом норвежец потерял его из виду и не знает, что стало с ним.
Благополучно пройдя остров Цусиму, «Тромсэ» спокойно вошел в Корейский залив, наметив отстояться в Дайрене. Но в заливе царила паника, он поддался ей и решил уходить в Чемульпо вместе с двумя английскими пароходами. Японцы поставили на кораблях часовых и запретили им выходить в море. В порту стояла давка, и лишь китайские парусники бесстрашно не покидали моря, уверенные, что как раз там с ними ничего не случится. Спасенные пароходом «Тромсэ» показывали знаками, что они видели гибель двадцати семи транспортов. Один японец, говоривший по-английски, сказал, что солдаты, пережившие этот ужас, уже не солдаты, а инвалиды.
Японцы, видимо, грузились во многих портах и вышли в море шестью фалангами. Двадцать четыре транспорта из Амори и Оминато при конвое двинулись в один из заливов Приморья. Шестьдесят транспортов при десяти крейсерах и семидесяти миноносцах шли в корейский порт Юкки, еще шестьдесят транспортов с людьми направлялись в Гензан, и туда же или южнее двигались двадцать или тридцать нефтевозов и шесть авиаматок. Красный подводный флот, поддерживаемый авиацией, стал на всех направлениях японских эскадр.
Английские моряки, свидетели боя под Майдзуру, подтверждали наблюдения норвежского капитана относительно непонятной тактики красных, а сам норвежец в конце разговора признался, что еще вчера ночью он встретил подлодку красных в заливе Чемульпо, но никому не сказал об этом из боязни за судьбу своего «Тромсэ». Он будто бы крикнул советскому офицеру, стоявшему на мостике лодки: «Где вы намерены еще драться, чёрт вас возьми?» И тот ответил, пожимая плечами: «Это пограничное сражение, сэр. Я не знаю, как развернутся дела».
— Я очень рад, что мы расстались с этой проклятой дырой, — сказал Нельсон своим спутникам, когда «Тромсэ» покинул Чемульпо. — Боюсь я, что русские, которые очень любят историю, захотят отплатить тут Японии за «Варяга». Песня о гибели этого судна до сих пор, говорят, поется русским народом…
Когда следовало быть в Дайрене, оказалось, что «Тромсэ» приближается к Дату. Порт встретил судно с недоумением. Местные газеты, впрочем, не обмолвились ни одним словом о морской встрече с противником, и англичане были первыми, привезшими рассказы об истинных происшествиях.
Сражение, закончившись в море, теперь бушевало тайфуном по всему побережью Кореи и Северного Китая, идя к югу. Дайрен, Антунг, Цинампо тотчас прекратили прием торговых судов. Акции японских пароходных обществ и ЮМЖД пали, страховые общества прекратили страховку грузов в бассейнах Японского и Китайского морен, и цены на привозные товары повысились вдвое.
— Если считать происшедшее сражение за пограничное, как выразился этот русский подводник, с которым говорил капитан «Тромсэ»… — начал Локс, но Нельсон перебил его:
— Красивая фраза, не больше.
— Люди, бомбившие столицу противника и нагнавшие панику на два моря, имеют право не только говорить афоризмы, но и приписывать себе чужие, — сказал Локс.
Подводная лодка, о которой рассказывал норвежский капитан, существовала в действительности, и фраза о пограничном сражении на самом деле была сказана штурманом лодки Валлешем. Л-91 стояла в одной из малых бухт залива Посьет, когда передние части армии генерала Куросаки перешли реку Тюмень-Ула и напали на советские рыбные промыслы вокруг Посьета.
Готовясь к дальним южным рейдам, она сняла с теплохода «Правда» (Ленинград — Владивосток, капитан Зуев) штурмана Валлеша и достигла Симоносек за час до окончания боя в Корейском заливе. Караваны тральщиков и миноносцев маячили у входа во Внутреннее море.