Голос Сталина был в самом пекле боя. Радиорупор у разбитой снарядами хаты Василия Лузы, простреленный пулями, еще долго сражался. Сталин говорил с бойцами в подземных казематах и с летчиками в вышине. Раненые на перевязочных пунктах приходили в сознание под негромкий и душевный его голос. Это был голос нашей родины, простой и ясный, бесконечно честный и безгранично добрый, отечески-неторопливый сталинский голос.
Трое англичан вместе с Мурусимой погрузились на пароход, идущий в Иокогаму. Сейсин был забит войсками, и в порту стояла суматоха. Выйдя в море, приняли радио из Юкки: красные самолеты бомбят порт, торпедные катера взрывают суда на рейде, на горизонте подводная лодка красных.
Капитан взял южнее и увеличил ход. В полночь их остановил сторожевой миноносец и приказал прервать рейс и войти в Гензан.
— Сражение в море? — спросил Локс.
Мурусима удивленно пожал плечами:
— Военные перевозки, сэр, только всего.
— В море не одна колея.
— Поражение есть цепь разоблаченных тайн, как победа — цепь тайн сохраненных, — загадочно ответил Мурусима и оставил англичан одних.
Порт Гензан был на ногах. Военные корабли ходили взад и вперед перед гаванью, не становясь на якоря. Лучи прожекторов ползли по небу и морю. На улицах было темно, но людно. Гул людских голосов доносился с берега на корабль.
Нельсон долго ходил по палубе парохода, всматриваясь в сигналы и слушая звуки с моря.
— Это война! — сказал он, вернувшись в кают-компанию.
Тотчас выбежал из капитанской каюты сияющий Мурусима.
— Красные бомбили корейский порт Юкки, — сказал он, плохо скрывая радостное возбуждение. — Они перешли границу Кореи и бомбили порт.
— Рады? — спросил Чарльз.
— Весьма. Мировое общественное мнение за нас. Германия, Польша возмущены. — Мурусима прижал руки к сердцу. — Господа, по распоряжению военной инстанции, мы едем в Шанхай.
— Странная география! — Нельсон пожал плечами. — Мы едем в Японию, господин Мурусима.
— Господа, военное положение…
— Если в Японию въезд закрыт, мы вернемся в Чан-чунь.
— Нет, нет, это исключено в данный момент.
В море было тревожно. Шли зигзагами. На мачте дежурил помощник штурмана. В семь часов вечера к пароходу подошел миноносец и коротко переговорил по радио, после чего Мурусима собрал англичан в кают-компанию.
— Оффензива! — кричал он, сжимая кулаки. — Подлая оффензива! Они нагло всем врали в глаза, говоря, что намерены обороняться. Ах, если бы вы знали, что они наделали!.. Как они оборонялись, будь они прокляты! Если б вы только знали!..
— Положение таково, перебил капитан, — что мы вынуждены пересадить вас на нейтральное судно. Это произойдет сейчас.
Англичан высадили на пароход «Тромсэ», шедший под норвежским флагом с Камчатки на юг. Мурусима даже не попрощался.
В море чувствовалось могучее оживление. Судовое радио то и дело принимало разговоры множества кораблей и сигналы «летающих лодок».
Японская армия пересекала в это время море. Спустя час раздался первый вырыв далеко на горизонте. За ним последовало пять или шесть других. Вслед за взрывами лучи прожекторов забегали по небу, но, очевидно, по приказу командующего японской колонной, корабли тотчас скрылись.
Через полчаса раздались три взрыва, милях в пяти от «Тромсэ», я в зареве пожара можно было разглядеть корпуса двух громадных пароходов, валившихся набок.
«Тромсэ» на всех парах уходил к югу, и к утру капитан считал, что он вышел из поля боевых операций. Вдруг на горизонте возник дымовой шар, послышались отдаленные взрывы. Слева по носу, на горизонте, быстро прошли четыре парохода. Над ними парили самолеты. Дымовой шар оказался пожаром какого-то тяжелого судна старой стройки. Оно горело медленно и зловеще.
Шлюпки с людьми мчались от него во все стороны, пробираясь к маленькому, юркому миноносцу.
Норвежец шел, не делая противолодочных эволюций, имея четыре — японских судна по левому борту, на расстоянии двух морских миль. Море было совершенно спокойно, утро солнечно, японские самолеты спокойно озирали пространства, а катера противолодочной обороны имели на мачтах успокоительные сигналы. Вдруг раздался взрыв под четвертым, хвостовым судном колонны, затем под третьим, сейчас же под вторым и, наконец, за кормой головного транспорта. Миноносцы, открыв стрельбу из орудий и пулеметов, закружились вокруг колонны и спустили шлюпки для спасения тонущих. В море оказалось тысячи полтора людей. Спасти их всех было почти невозможно. Норвежец дал ходу, «чтобы не впутываться в грязное дело», тем более, что пароход шел с малым запасом пресной воды и не имел свободных помещений для раненых.